"Сидони-Габриель Колетт. Неспелый колос" - читать интересную книгу автора

Она перевязала волосы белым платком, затянув его узлом на затылке, и
стало похоже, будто её ранили в голову.
- Пройдёмся по крайней мере до Каменного носа, там под скалой сухо.
Она молча последовала за ним по сторожевой тропке, пробитой уступом
прямо в меловом утёсе. Под ногами похрустывала пряная душица, благоухал
отцветавший донник; внизу волны с треском рвущихся простыней накатывались на
берег и лизали скалы масляными языками. От воды поднималось тёплое дыхание,
обвевая камни запахом ракушек и вполне земными ароматами, тянущимися из
мелких трещин и впадинок, куда ветер и пролетавшие птицы роняли семена.
Они достигли своего убежища: сухой, покатой и круто обрывающейся вниз
площадки. Её надёжно укрывала скала, выступающая вперёд, как корабельный
нос. Когда сидишь там, кажется, словно плывёшь в открытое море. Флип уселся
рядом с Вэнк; её голова бессильно поникла ему на плечо, она закрыла глаза.
Её смуглые, полноватые, обычно румяные щёки с россыпью рыжих точек, покрытые
нежным, как молодая травка на далёком холме, пушком, уже с самого утра были
бледны. Побледнели и губы, всё ещё слегка обветренные, словно яблоко,
прихваченное полдневным жаром. После завтрака, вместо того чтобы отвечать на
все жалобы своего "старинного поклонника" с обычной мягкой, но несколько
настырной рассудительностью послушной девочки из благополучного семейства,
она сама разразилась слезами. Он услышал её отчаянные признания; она с
горечью твердила, что ненавидит собственную молодость, то будущее, что никак
не настанет, и настоящее, от которого некуда бежать, негде спастись и с
которым нет сил примириться... Она выкрикнула: "Я люблю тебя!", как говорят:
"Прощай!", и с глазами, полными ужаса, простонала: "Я больше не могу, не
желаю с тобой расставаться!" Мужавшее вместе с ними чувство зачаровало их
детство и оградило юность от сомнительных привязанностей. Не будучи столь же
неискушён, как Дафнис, Флип и третировал, и хвалил свою подругу с братским
добродушием, но при том нежно оберегал от напастей и лелеял, словно их на
восточный манер обручили ещё в колыбели...
Вэнк громко вздохнула и, не поднимая головы, открыла глаза:
- Ты не устал, Флип?
Он отрицательно покачал головой, не в силах оторвать взгляда от этих
таких близких глаз, чья голубизна день ото дня делалась всё милей его
сердцу, мерцая из-под вздрагивающих ресниц со светлыми кончиками.
- Вот видишь, - шепнул он, - гроза уходит. Правда, волны ещё не
улягутся часов до четырёх утра... Но вот-вот развиднеется, а сегодня нас
ждёт прекрасный восход полной луны...
По наитию он заговорил о том, что могло бы обрадовать, умиротворить
смятенную душу девушки, вызвать к жизни картины безмятежного покоя. Но Вэнк
не откликалась.
- Ты пойдёшь завтра на теннис к Жаллонам? Она снова зажмурилась и с
такой внезапной яростью замотала головой, словно собиралась навечно
отказаться пить, есть и жить...
- Вэнк! - нежно, почти с мольбой укорил он её. - Так нужно. Мы пойдём.
Губы её приоткрылись, взглядом обречённой она поглядела в морскую даль
и повторила за ним:
- Так значит, мы пойдём. А почему бы и не пойти? И зачем идти? Ничто
ничего не изменит.
Они оба вспомнили о садике у Жаллонов, о теннисе, о полднике. Эти
чистые в помыслах и неистовые в чувствах влюблённые дети думали о том, как