"Сидони-Габриель Колетт. Клодина замужем ("Клодина" #3) " - читать интересную книгу автора

развратной настойчивости. Для него удовольствие - это радость, милость,
лёгкость, тогда как меня оно повергает в ужас, в необъяснимое отчаяние,
которого я ищу и страшусь. Когда Рено уже улыбается, отдуваясь и выпустив
меня из объятий, я ещё закрываю руками- хотя он пытается их отвести- полные
ужаса глаза и перекошенный в немом восторге рот. Лишь спустя несколько минут
я прижимаюсь к его надёжному плечу и пожалуюсь своему другу на любовника,
только что причинившего мне неизъяснимо сладкую боль.
Порой я пытаюсь себя убедить: может быть, любовь мне пока в диковинку,
тогда как для Рено она уже утеряла свою горечь? Сомневаюсь... На этот счёт
наши взгляды никогда не совпадут, если не считать связавшей нас величайшей
нежности...
Как-то вечером, в ресторане он улыбался одинокой даме, стройной
брюнетке, с удовольствием дарившей его взглядом своих прекрасных
подкрашенных глаз.
- Вы её знаете?
- Кого? Эту даму? Нет, дорогая. А у неё неплохая фигура, ты не
находишь?
- Только поэтому вы не сводите с неё глаз?
- Разумеется, девочка моя. Надеюсь, это тебя не шокирует?
- Да нет... Просто не нравится, что она вам улыбается.
- Ах, Клодина! - просительно наклоняет он ко мне смуглое лицо. - Дай
мне потешить себя надеждой, что кто-то ещё без отвращения может взирать на
твоего старого мужа. Ему так необходимо хоть чуть-чуть верить в себя! В тот
день, когда женщины вовсе перестанут обращать на меня внимание, - прибавляет
он, покачивая шапкой лёгких волос, - мне останется лишь...
- Да какое вам дело до других женщин, если я буду любить вас вечно?
- Тс-с, Клодина. Боже меня сохрани дожить до такого времени, когда ты
станешь единственным исключением из чудовищного правила!
Вот, пожалуйста! Имея в виду меня, он говорит: женщины; разве я говорю:
мужчины, когда думаю о нём? Я отлично понимаю: привычка жить на людях, у
всех на виду вступать в любовную связь и нарушать супружескую верность
способна сломать человека и вернуть его к заботам, неведомым
девятнадцатилетней женщине...
Я не могу удержаться и ядовито замечаю:
- Так, значит, это от вас Марсель унаследовал почти женское кокетство?
- Ах, Клодина, - несколько опечалившись, отзывается он, - ты меня,
стало быть, не любишь за мои недостатки?.. Признаться, я не вижу, от кого
бы, кроме меня, он мог унаследовать... Но хоть признай, что в моём случае
это кокетство приняло не столь извращённые формы!

Как скоро он оправился и повеселел! Мне кажется, что если бы он ответил
мне сухо, сдвинув свои красивые брови, похожие на бархатистое нутро зрелого
каштана: "Довольно, Клодина! При чём здесь Марсель?!", я бы, наверное, очень
обрадовалась и испытала бы к Рено боязливую почтительность, которая пока
никак ко мне не приходит, просто не может прийти.
Так это или нет, но мне необходимо уважать и даже побаиваться любимого
мужчину. Я не знала страха, как не знала и любви, и хотела бы, чтобы они
пришли в одно время...
Мои воспоминания годичной давности мельтешат у меня в голове, словно
пылинки в комнате, темноту которой прорезал солнечный луч. Одно за другим