"Сидони-Габриель Колетт. Клодина замужем ("Клодина" #3) " - читать интересную книгу автора

детской непосредственности, которой так и брызжет Клодина в Монтиньи; он
хватает меня сзади и хочет притянуть к себе... Нет! Не надо: время пролетит
слишком незаметно!
- Рено, Рено, дорогой папочка! Уже шесть часов! Пожалуйста, идёмте в
Школу, доставьте приятную неожиданность Мадемуазель перед ужином!
- Увы! - вздыхает он, не желая примиряться с неизбежностью. - Вот и
женитесь после этого на юной гордячке и дикарке, а она будет вам изменять с
главным городом кантона, насчитывающем аж тысячу восемьсот сорок семь
обитателей!
Я провожу щёткой по коротким волосам, сухим и почти невесомым, бросаю
тревожный взгляд в зеркало - не состарилась ли я за полтора года? - и вот мы
уже на площади Часов; площадь так круто уходит вверх, что в базарные дни
многочисленные лотки не могут на ней удержаться и скатываются с
оглушительным грохотом.
Благодаря присутствию моего мужа, а также короткой стрижке (я с тоской
вспоминаю завитки своих длинных рыжевато-каштановых волос, доходивших мне до
пояса), меня никто не узнаёт и я могу глазеть по сторонам в своё
удовольствие.
- Представляете себе, Рено: вот та женщина с ребёнком на руках - Селени
Нофли.
- Эта та, которую выкормила родная сестра?
- Совершенно верно. А теперь она вон выкармливает! Как это можно?!
Гадость какая!
- Почему гадость?
- Не знаю. А у Душеньки всё те же мятные леденцы... Может быть, она
перестала их продавать после отъезда Люс...
Главная улица - трёх метров в ширину - так круто идёт под уклон, что
Рено интересуется, где тут у нас продаются альпенштоки. Но приплясывающая
Клодина, надвинув канотье на глаза, увлекает Рено за собой, уцепившись за
его мизинец. Стоит этим двум чужакам пройти мимо какого-нибудь дома, как на
пороге сейчас же появляются знакомые лица, на которых написана скорее
враждебность; я могу назвать их всех по именам с перечислением пороков и
тайн каждого.
- Похоже, ожил один из рисунков Гуардо, - констатирует Рено.
Я бы прибавила: отчаявшегося Гуардо. Это спуск через всю деревню раньше
не казался мне таким крутым, улицы - столь кремнистыми, а папаша Сандре -
таким воинственным в своём охотничьем костюме... И неужели слабоумный старик
Лур улыбался так же противно, когда я жила здесь? Перед тем как свернуть на
Бел-Эр, я останавливаюсь и говорю:
- Подумать только! Кажется, госпожа Арман вообще не снимает бигуди! Она
накручивает их вечером, перед тем как лечь в постель, утром забывает снять,
а потом, увы, слишком поздно; она оставляет их на следующую ночь, а утром
всё начинается сначала. Сколько себя помню, она с ними не расстаётся, бигуди
вечно торчат у неё, словно черви, на сальных волосах!.. А здесь, Рено, на
пересечении трёх дорог, я десять лет восхищалась необыкновенным человеком по
имени Эбер; он был мэром Монтиньи, хотя едва ли умел расписываться. Он
добросовестно присутствовал на всех заседаниях муниципального совета,
согласно кивал головой в копне светлых, как пенька, волос, на фоне которых
выделялось красное лицо, и произносил ставшие знаменитыми речи. Например:
"Надо проложить водосточный канал по улице Фур-Бано или не надо? Вот ведь в