"Сидони-Габриель Колетт. Клодина в школе ("Клодина" #1) " - читать интересную книгу автора

- Ваша сестра мне до лампочки. Сколько ей лет?
- Ваша ровесница, на несколько месяцев младше. На днях ей исполнится
пятнадцать.
- Хорошенькая?
- Да нет, не очень, сами увидите. Немного робкая и дичится.
- Шут с ней, с вашей сестрой. Лучше расскажите о Рабастане, я видела
его на чердаке, он поднялся туда нарочно. У этого толстяка Антонена ужасный
марсельский выговор.
- Да, но мужчина он видный. Послушайте, Клодина, вы будете наконец
работать? Как вам не стыдно! Прочтите-ка вот это и переведите.
Но сколько Эме ни возмущается, работа не движется. На прощание я её
целую.
На следующий день на перемене Анаис дразнит меня: скачет, выплясывает
как ненормальная, а лицо застыло, как маска, и тут во дворе у ворот
появляются Рабастан и Дюплесси. Эти господа здороваются, и мы трое. Мари
Белом, дылда Анаис и я, со сдержанной корректностью отвечаем на их
приветствие. Они входят в большую комнату, где учительницы проверяют
тетради, и мы видим, как они говорят и смеются. Тут я чувствую внезапную
неодолимую потребность забрать оставленное на парте пальто и, толкнув дверь,
влетаю в класс, словно не подозревая, что эти господа могут оказаться там. И
мгновенно замираю на пороге, разыгрывая смущение. Мадемуазель с металлом в
голосе бросает: "Угомонитесь наконец, Клодина", и я бесшумно удаляюсь, но
успеваю заметить, что Эме Лантене хихикает с Дюплесси и строит ему глазки.
Ну погоди, рыцарь печального образа, не сегодня-завтра пойдёт гулять песенка
о тебе, каламбур или прозвище - будешь знать, как клеиться к мадемуазель
Эме. Но что это? Меня зовут? Вот здорово! Я с послушным видом возвращаюсь.
- Клодина, - обращается ко мне мадемуазель Сержан, - разберите вот это.
Господин Рабастан - музыкант, но до вас ему далеко.
Какая любезность! Сменила гнев на милость! Разбирать мне приходится
унылую до слёз мелодию из "Домика в Альпах". Кроме того, у меня всегда
срывается голос, когда я пою перед чужими. И сейчас я аккуратно воспроизвожу
мелодию, но голос у меня смешно дрожит и лишь к концу, к счастью, крепнет.
- Ах, мадемуазель, примите мои поздравления, плистящее пение!
Я протестую и показываю ему в кармане гугиш, как бы выразился сам он. И
возвращаюсь к потрушкам (у него такой заразительный акцент!), которые
встречают меня с кислыми физиономиями.
- Надеюсь, дорогуша, - цедит сквозь зубы дылда Анаис, - что теперь ты
выбьешься в любимицы. Ты наверняка произвела на этих господ сногсшибательное
впечатление, так что впредь мы частенько будем видеть их у себя.
Двойняшки Жобер завистливо посмеиваются.
- Да отвяжитесь вы от меня. Было бы из-за чего огород городить, я лишь
напела одну мелодию. Рабастан - южанин, южанин-каторжанин, а я эту породу на
дух не выношу. Что же до Ришелье, если он зачастит сюда, то не из-за меня.
- А из-за кого?
- Из-за мадемуазель Эме, вот из-за кого! Он так и пожирает её глазами.
- Скажешь тоже, - шепчет Анаис, - да и потом, ты ведь не его будешь
ревновать к ней, а её к нему.
Ну и язва эта Анаис, всё подмечает, а чего не подметит, то выдумает!
Учителя возвращаются во двор: Антонен Рабастан, общительный и
доброжелательный, и его приятель - застенчивый, почти нелюдимый. Им пора в