"Сидони-Габриель Колетт. Клодина в школе ("Клодина" #1) " - читать интересную книгу автора

класс, сейчас прозвенит звонок, а их питомцы так галдят в соседнем дворе,
словно их всех скопом бросили в котёл с кипящей водой. Нам тоже надо в
класс, и по дороге я говорю Анаис:
- Что-то давно к нам не заглядывал кантональный уполномоченный. Будет
удивительно, если мы не увидим его на этой неделе.
- Он вчера приехал и, конечно, сунется к нам.
Дютертр, кантональный уполномоченный, кроме того, ещё и пользует детей
из приюта, которые в большинстве своём ходят в нашу школу. В этом двойном
качестве Дютертр получает к нам доступ, и уж он этой возможностью не
пренебрегает. Говорят, мадемуазель Сержан - его любовница, но чего не знаю,
того не знаю. А что он ей задолжал - голову даю на отсечение; выборная
кампания стоит немало, а Дютертр, будучи без гроша в кармане, упорно желает
представлять избирателей Френуа в палате депутатов вместо старого
молчаливого кретина, у которого денег куры не клюют, но каждый раз терпит
неудачу. При этом я уверена, что пылкая рыжая мадемуазель Сержан от него без
ума. Она так и заходится в ревнивой злобе, когда видит, что он щупает нас
чересчур откровенно.
Итак, он частенько оказывает нам честь своим посещением, рассаживается
прямо на столах, чуть что, застревает возле старших учениц, особенно около
меня: проверяет мои задания, тычется усами мне в ухо, поглаживает шею - он
со всеми нами на "ты" (ведь он знавал нас ещё крохами!), - скалится, а
чёрные глаза так и горят! Мы находим его очень любезным, но я-то знаю, какой
он проказник, и не испытываю перед ним ни тени робости, чем шокирую своих
приятельниц.
Сегодня у нас урок шитья, мы нехотя вытаскиваем иголки и еле слышно
переговариваемся. Гляди-ка, уже и снег хлопьями валит. Вот здорово! Будем,
то и дело шлёпаясь, скользить по льду и бросаться снежками. Мадемуазель
Сержан смотрит на нас невидящими глазами, витая мыслями в облаках.
Тук-тук. Кто-то стучит в окно. За кружащимися снежинками виднеется лицо
Дютертра. Он стучит в стекло, с головы до ног укутанный в меха, этакий
красавчик с масляно блестящими глазами и зубастой улыбкой. На первой скамье
(где сидим я, Мари Белом и дылда Анаис) шевеленье. Я поправляю волосы на
висках, Анаис покусывает губы, чтобы они покраснели, а Мари потуже
затягивает пояс. Двойняшки Жобер складывают руки, как на святом причастии:
"Я храм Духа Святого".
Мадемуазель Сержан стремительно вскакивает, опрокинув стул и подставку
для ног, и бежит открывать. Поднимается потешная кутерьма. Пользуясь
суматохой, Анаис щиплет меня и делает зверские рожи, грызя угольный карандаш
и ластик. (Сколько ей ни запрещали есть столь необычную пищу, всё без толку:
её карманы и рот весь день забиты огрызками карандашей, вонючими чёрными
резинками, углём для рисования и розовыми промокашками. Мел и грифели
скапливаются кучами у неё в животе, недаром у неё такой жуткий цвет лица -
грязно-серый, как штукатурка. Я вот, к примеру, ем только папиросную бумагу,
да и то определённой марки. А эта дылда разоряет коммуну, оплачивающую нам
писчебумажные товары, и каждую неделю требует себе всё новые "школьные
принадлежности"; в начале учебного года муниципальный совет даже выразил
протест.)
Дютертр трясёт припорошенными снегом мехами - кажется, что это его
собственная шкура; мадемуазель Сержан так сияет от радости, что забывает
посмотреть, не слежу ли я за ней. Дютертр шутит с мадемуазель Сержан, и от