"Сидони-Габриель Колетт. Клодина в школе ("Клодина" #1) " - читать интересную книгу автора

Почему бы не спросить, счастлив ли рабочий в личной жизни? Что за
нездоровое воображение, в каком извращённом уме рождаются эти возмутительные
задачи, которыми нас изводят? Терпеть их не могу! Равно как и рабочих,
общими усилиями окончательно всё запутывающих: они делятся на две группы,
одна из которых тратит на треть сил больше другой, в то время как другая
трудится на два часа больше! Или взять количество иголок, которые швея
расходует за двадцать пять лет, работая в течение одиннадцати лет иголками
по цене 0,5 франка за упаковку, а в остальное время - по цене 0,75 франка за
упаковку, причём иголки по 0,75 франка отличаются... И так далее и тому
подобное. А поезда, у которых - чёрт их возьми! - то и дело меняется
скорость, время отправления и состояние здоровья кочегаров! Несуразные
посылки, неправдоподобные предположения, которые на всю жизнь отвратили меня
от арифметики.
- Анаис, к доске!
Наша дылда поднимается и украдкой обращает на меня взгляд встревоженной
кошки. Никому не охота "идти к доске" под грозным выжидательным оком
мадемуазель Сержан.
- Решайте задачу.
Анаис "решает". Пользуясь случаем, я повнимательнее приглядываюсь к
мадемуазель Сержан: глаза у неё сверкают, рыжие волосы пылают... Только бы
успеть до занятий увидеться с Эме Лантене. Но вот задача решена. Анаис
вздыхает и возвращается на своё место.
- Клодина, к доске! Напишите дроби: три тысячи пятьсот двадцать пять
пять тысяч семьсот двенадцатых, восемьсот шесть девятьсот двадцать пятых,
четырнадцать пятьдесят шестых, триста две тысяча пятьдесят вторых (люди
добрые, оградите меня от дробей, делящихся на 7 и 11, а также на 5 и 9, на 4
и 6 и ещё на 1127) и найдите наибольший общий делитель.
Этого я и боялась. Я с тоской приступаю к Дробям и тут же делаю массу
ошибок, потому что голова у меня забита другим. Допущенные ляпсусы с ходу
отметаются резким движением руки или хмурым покачиванием головы. Наконец,
расправившись с дробями, я иду на место, и мне вдогонку несётся: "Всё в
облаках витаем?", потому что на замечание "Вы забыли сократить нули" я
ответила:
- Нули всегда сокращают, и поделом. Следующей к доске направляется Мари
Белом и по своему обыкновению с самым убедительным видом несёт откровенный
вздор - говорливая, уверенная в себе, когда сбивается, она теряется и
краснеет, когда вспоминает заданный урок.
Дверь класса открывается, входит мадемуазель Лантене. Я жадно слежу за
ней: ах, бедные золотистые глаза опухли от слёз, милые глаза, они испуганно
метнулись ко мне, но Эме тут же отвернулась. Я потрясена: люди добрые, что
она могла ей сделать? Я багровею от гнева, Анаис, заметив это, украдкой
ухмыляется. Эме просит у мадемуазель Сержан книгу, та даёт её с подчёркнутой
готовностью и заливается румянцем. Что всё это значит? От мысли, что урок
английского состоится только завтра, тревога моя ещё больше усиливается. Но
я ничего не могу поделать. Мадемуазель Лантене уходит к себе в класс.
- Собирайте книги и тетради, - объявляет рыжая злодейка, - нам придётся
найти временное убежище в детском саду.
Тут все принимаются суетиться, как на вокзале, толкаются, щиплют друг
друга, двигают скамьями; книги валятся на пол, и мы складываем их в свои