"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу автора

восемь утра, начался первый день моего путешествия. Возбуждение, которое
меня охватило на вокзале, сменилось глубокой подавленностью, однако вскоре
меня одолела какая-то хмурая неподвижность, что позволяло надеяться на сон.
Я встаю и, как опытная пассажирка, принимаюсь почти машинально
устраиваться поудобнее: разворачиваю плед из верблюжьей шерсти, надуваю две
резиновые подушки в шёлковых наволочках - одну под голову, другую под
поясницу - и повязываю голову вуалевой косынкой того же цвета, что и мои
волосы... Всё это я делаю методично, тщательно, но вдруг меня охватывает
гнев, такой, что начинают дрожать руки... Приступ ярости, направленной на
самоё себя! Каждый оборот колёс удаляет меня от Парижа, я уезжаю, ледяная
весна кажется сокрытой в твёрдых как камень дубовых почках, всё вокруг
холодное, промозглое от сырого тумана, ещё пахнущего зимой. Я уезжаю, хотя в
этот самый час могла бы расцветать от счастья, согретая теплом моего
возлюбленного. И мне кажется, что этот гнев пробуждает во мне необузданную,
прямо-таки звериную тягу ко всему прекрасному, шикарному, лёгкому,
эгоистичному. Потребность скользить вниз по мягкому склону, руками и губами
схватить позднее, безусловное, самое заурядное и пленительное счастье.

Как мне тоскливо глядеть на эти знакомые предместья Парижа, по которым
мы едем, на эти траченные временем виллы, где сейчас позёвывают буржуазки в
коротеньких ночных рубашках, встающие поздно, чтобы легче было скоротать
пустой день... Не надо было мне расставаться с Брагом, уж лучше было бы
сидеть рядом с ним в купе второго класса, на синей затёртой обивке, слушать
дружескую болтовню и вдыхать густой человеческий запах полного вагона,
перемешанный с дымом сигарет по десять су пачка.
"Та-та-та" поезда - я его невольно всё время слышу - служит
аккомпанементом к мелодии танца Дриады, которую я напеваю с маниакальной
настойчивостью. Как долго продлится это состояние упадка? Я чувствую себя
какой-то съёжившейся, ослабевшей, будто от потери крови. Даже в мои очень
тихие дни самый заурядный пейзаж - лишь бы он быстро бежал мимо окна вагона
и временами перекрывался густыми клубами паровозного дыма, раздираемыми в
клочья живыми изгородями колючих кустарников, - действовал на меня как
целительное тонизирующее средство. Мне холодно. Меня одолевает тяжёлая
утренняя дрёма, мне кажется, что я теряю сознание, а не забываюсь сном,
беспокойным, полным обрывочных детских страхов с назойливо повторяющейся
фразой: "Если ты оставила там половину себя, то, выходит, ты потеряла
пятьдесят процентов своей изначальной стоимости!"

Дижон, 3 апреля
"Да, да, я чувствую себя хорошо. Да, я получила Ваше письмо. Да, я имею
успех... Ах, мой дорогой, я скажу Вам всю правду! Расставшись с Вами, я
пришла в самое невыносимое отчаяние. Почему я уехала? Почему я Вас бросила?
Сорок дней! Да в жизни я этого теперь не вынесу! А мы только в третьем
городе.

В третий город вступая.
Тебя, дорогая,
В золотую одену парчу...

Увы, мой возлюбленный, мне не нужны ни золото, ни парча, а только Вы. В