"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу автора

Мы с Врагом болтаем, разомлев от жара газовых ламп. Я мысленно
перебираю в памяти все дешёвые ресторанчики во всех городах, где мы вот так
сиживали, усталые, ко всему равнодушные, но всё же любопытные, перед
тарелками с какой-то непонятной едой... У Брага железный желудок, ему
нипочём скверная пища привокзальных буфетов и гостиниц, а я, если "телятина
по-господски" или "баранина по-домашнему" оказываются жёсткими как подмётка,
накидываюсь на сыр и омлет...
- Послушай, Браг, вон тот, спиной к нам, - это не танцор Стефан?
- Где?.. А! Конечно, он... С подружкой.
С такой "подружкой", что я прямо столбенею: брюнетка лет пятидесяти, не
меньше, да ещё с усами... А танцор Стефан, словно почувствовав наши взгляды,
полуоборачивается к нам и заговорщицки подмигивает, так, как это делают на
сцене: мол, "Тс-с, тайна!", но с таким расчётом, чтобы это видел весь зал.
- Бедняга! - шепчет Браг. - Тяжёлый у него хлеб... Кофе, пожалуйста,
мадемуазель! Мы сматываемся!.. - кричит он официантке.
Кофе здесь напоминает чернильную жижу с оливковым отливом, которая
оставляет внутри чашечки трудно смываемый след. Но поскольку я больше не
могу позволить себе пить хороший кофе, то я даже полюбила эти горячие
горькие отвары, пахнущие лакрицей и хиной... В нашей профессии скорее можно
обойтись без мяса, но не без кофе!..
Нам так долго не подают кофе, что танцор Стефан "смотался" раньше нас -
он теперь участвует в ревю в "Ампире-Клиши"; торопясь за своей перезрелой
спутницей, он, бесстыдно ухмыльнувшись, изображает тяжелоатлета, рывком
подымающего штангу весом двести килограммов, а у нас хватает духа
рассмеяться... Потом и мы выходим из этого унылого заведения, которое
называется "увеселительным", где всё в этот час дремлет в тусклом свете ламп
под тусклыми абажурами: и обожравшаяся бульдожка, и измождённые девчонки, и
провинциалка-официантка, и управляющий с нафабренными усиками...
На Внешнем бульваре и на площади Бланш гуляет ледяной ветер, он срывает
с нас дрёму, и я с радостью чувствую, что меня захлёстывает какая-то стихия
активности, потребность ра-бо-тать... Потребность таинственная и
неопределённая, которую я с одинаковым успехом могу удовлетворить и танцами,
и писательством, бегом или игрой в театре, или даже толканием ручной
тележки...
Словно охваченный тем же ощущением жизни, Браг вдруг говорит мне:
- Знаешь, я получил записку от Саломона... Поездка, о которой я тебе
говорил, вроде состоится. День в одном городе, два дня в другом, неделя в
Марселе, неделя в Бордо... Ты по-прежнему готова ехать?
- Я? Да хоть сейчас! А почему ты спрашиваешь? Он искоса глядит на меня.
- Не знаю... Просто так... Иногда... Я знаю, как бывает в жизни...
А, понятно! Браг, конечно, не забыл о Дюферейн-Шотеле и, видно, думает,
что... Мой резкий смех не разубеждает его, а лишь ещё больше запутывает, но
я чувствую себя нынче такой весёлой, такой задорный, будто я уже в пути... О
да! Уехать, вновь уехать, забыть и кто я есть, и название города,
приютившего меня вчера, и ни о чём не думать, и любоваться красотой пейзажа,
который мчится вдоль поезда, и запечатлевать его в своей памяти - вот это
свинцовое озеро, в котором небо отражается не голубым, а зелёным, вот эта
сквозная ажурная звонница, множество ласточек вокруг...
Однажды, я помню... Уезжая из Рена майским утром... Помню, поезд очень
медленно ехал вдоль ремонтирующихся путей, между белыми как кипень кустами