"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу автора

весом в шестьсот граммов, которых продаёт Стефан. В каждой - не меньше трёх
кило. Но это не бесчестность, это коммерция.
Что он будет делать, танцовщик Стефан, когда болезнь изъест его второе
лёгкое, когда он уже не сможет танцевать и спать со своими замужними
подругами, которые покупают ему сигары, галстуки и платят за его аперитивы в
кафе?.. В какой больнице, в какой богадельне найдёт последний приют его
красивая опустелая оболочка?.. Ох! Как всё это невесело, и как невыносимо
сознавать, что столько людей в беде!..

- Привет, Бути! Привет, Браг... Известно что-нибудь о Жаден?
Браг молча пожимает плечами, всецело поглощённый подводкой бровей, для
чего он использует тёмно-лиловый цвет, потому что "так получается более
свирепый вид". У него есть особый синий карандаш для нанесения морщин,
особая красно-оранжевая краска для внутренней стороны губ, особый охристый
тон для лица, особый жидкий кармин для крови, а главное - особые белила для
маски Пьеро, "секрет которых, - уверяет он, - я бы не выдал и родному
брату!" Впрочем, он очень ловко управляется со своим гримом, несмотря на
свою манию многоцветия, которая является единственной комической чертой
этого умного, пожалуй, даже чересчур серьёзного мима.
Бути, худой как жердь, в широченном клоунском балахоне, делает мне
таинственный знак.
- Я видел её, нашу малютку Жаден. На бульваре, с каким-то типом. Вот
такие перья на шляпе! Вот такая муфта! А морда, и не говорите!.. За сто
франков в час!
- Если она и в самом деле получает сто франков за час, то жаловаться ей
не приходится, - рассудительно заметил Браг.
- Не спорю, старик, но, поверь, недолго ей гулять на бульваре. Эта
девчонка не знает цены деньгам, я давно за ней наблюдаю. Она со своей
матерью живёт в одном дворе со мной...
Из моего гримировального загона, сквозь распахнутую дверь уборной Брага
я вижу симпатягу Бути, который вдруг замолчал, так и не закончив фразы. Он
поставил запечатанную бутылку с молоком, чтобы его согреть, на трубу
отопления, которая проходит на уровне пола через все гримуборные. Густой
красно-белый клоунский грим скрывает подлинное выражение его лица. И всё же
мне кажется, что с того дня, как Жаден исчезла, Бути стал мрачнее обычного.
Чтобы покрыть белым тоном плечи и колени, которые все в синяках, - Браг
не очень-то бережёт меня, когда швыряет наземь, - и попудрить их, я
притворяю свою дверь. Впрочем, я не сомневаюсь, что Бути больше ничего не
скажет. Как и все здесь, как и я сама, он никогда не говорит о своей личной
жизни. Из-за этого молчания, из-за этой неизменной деликатной стыдливости я
не смогла верно оценить своих товарищей, когда начала работать в
мюзик-холле. Самые экспансивные и тщеславные говорят о своих успехах и
честолюбивых надеждах с непременным пафосом и полным отсутствием юмора.
Самые злые позволяют себе поносить на чём свет стоит и заведение, в котором
работают, и своих товарищей по сцене. Самые болтливые пересказывают остроты,
услышанные ими на подмостках или за кулисами, и только, может быть, один из
десяти испытывает потребность сказать: "У меня жена, двое детей, моя мать
хворает, моя подружка мучает меня..."
Молчание, которое они хранят по поводу своей личной жизни, - это как бы
вежливая форма сказать вам: "Всё остальное вас решительно не касается". Едва