"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу автора

она сама кидается вам наперерез. Она навсегда преграждает вам путь, а если
почему-либо сходит с него, то путь ваш оказывается перерытым, разрушенным.
То, что осталось от моей жизни, напоминает детскую игру, состоящую из
двухсот пятидесяти маленьких, пёстрых, неправильной формы кусочков фанеры...
Должна ли я терпеливо подбирать эти кусочки, прикладывая их один к другому,
чтобы составить в конце концов простенькую картинку: мирный домик,
окружённый густым лесом? Нет, нет, кто-то стёр все линии этого милого
пейзажа. Я не отыщу даже частичку синей крыши, расцвеченной жёлтым
лишайником, ни нетронутого виноградника, ни дремучего леса без птиц.
Восемь лет в браке и три года в разводе - вот что заполнило треть моей
жизни.
Мой бывший муж? Да вы все его знаете. Это Адольф Таиланди, художник,
прославившийся своими пастельными работами. Вот уже двадцать лет как он
пишет одни и те же портреты женщин: на дымно-золотистом фоне, заимствованном
у Леви-Дюрмера, стоит декольтированная дама; её волосы, будто драгоценная
вата, этаким нимбом окружают бархатистое лицо. Кожа у висков, на затенённой
шее, в округлости груди всё такая же немыслимо бархатистая, окрашена
радужным отливом, подобным голубоватой дымке на тёмном винограде, к которому
так и тянутся губы.
- Ни Потель, ни Шабо не написали бы лучше, - сказал однажды Форэн,
любуясь пастелью моего мужа.
Если не считать уменья изобразить эту пресловутую "бархатистость", то у
Адольфа Таиланди, как мне кажется, нет таланта. Но я охотно признаю, что его
портреты на редкость привлекательны, особенно для тех женщин, которые ему
позируют.
Ну, прежде всего, в каждой своей модели он самым решительным образом
прозревает блондинку. Даже скудную шевелюру госпожи де Гюимон-Фотрю он
расцветил неизвестно откуда взявшимися ало-золотистыми отсветами, дающими
рефлексы на её матовых щеках и крыльях носа, превратив тем самым эту
худосочную брюнетку в блудливую златокудрую венецианку.
В своё время Таиланди сделал и мой портрет... Меня невозможно узнать в
этой маленькой вакханке с каким-то странно святящимся носом - солнечный блик
прикрыл моё лицо, словно перламутровая маска, - и я до сих пор помню, как
была удивлена, обнаружив себя яркой блондинкой. Помню также шумный успех,
который имела эта пастель и все последовавшие за ней. Это были портреты
госпожи де Гюимон-Фотрю, баронессы Авло, госпожи де Шалис, госпожи
Робер-Дюран, певицы Жанны Доре, а потом пошли модели менее прославленные,
поскольку их имена сохранились в тайне и обозначались инициалами:
мадемуазель Ж. Р., мадемуазель С. С, госпожа У., госпожа фон О., госпожа Ф.
В.
Это было уже в то время, когда Адольф Таиланди с цинизмом красивого
мужчины, который так ему шёл, заявлял:
- Моделями мне могут служить только любовницы, а любовницами - модели.
Что до меня, то я всё же обнаружила в нём настоящий талант - талант к
вранью. Ни одна женщина, ни одна из его женщин не могла так, как я. оценить
его исступлённую страсть к вранью, восхищаться ею, бояться и проклинать её.
Адольф Таиланди врал одержимо, сладострастно, неутомимо и почти невольно.
Для него адюльтер был лишь одной из форм, и вовсе не самой желанной, всё
того же вранья. Он буквально расцветал во вранье, врал с такой охотой,
разнообразием и щедростью, что годы не смогли этого исчерпать. В то время