"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу авторау него сейчас нелепый вид дровосека в воскресном костюме. Свет лампы,
висящей под потолком, бликует в его чёрных, разделённых на пробор, гладких, словно покрытых лаком, волосах. Но его глубоко посаженных глаз я не вижу... Он не улыбается, потому что хочет мной обладать, это ясно. Он не желает мне добра, этот человек, он желает меня. Ему сейчас не до улыбок, даже двусмысленных. Меня это начинает тяготить, я предпочла бы, чтобы он был весело возбуждён и чувствовал себя уверенно в роли мужчины, который хорошо пообедал, а потом долго пялил глаза на сцену из первого ряда партера... Страстное желание отягощает его, словно тяжёлый меч. - Чего же вы не уходите, мсье? Он отвечает поспешно, словно я его разбудила: - Ухожу, ухожу, мадам! Конечно, ухожу. Прошу вас принять мои извинения и... - ...выражение глубокого к вам почтения! - невольно подхватила я. Ничего смешного здесь не было, но он смеётся, наконец смеётся, с его лица слетело то упрямое выражение, от которого я терялась... - Как мило вы мне подсказали, мадам. Я хотел у вас ещё спросить... - Ну уж нет! Немедленно выметайтесь! Я и так проявила непонятное долготерпение и рискую заболеть бронхитом, если тотчас не скину этого платья, в котором мне было так жарко, как трём грузчикам вместе взятым. Указательным пальцем я толкаю его к выходу, потому что едва я сказала, что должна снять платье, как на его лице снова появилось мрачное, сосредоточенное выражение... Уже затворив за ним дверь и задвинув задвижку, я слышу его приглушённый, молящий голос: - Мсье, мсье, оставьте меня в покое! Я ведь не спрашиваю вас, каких поэтов вы любите и предпочитаете ли вы море горам! Уходите! - Ухожу, мадам! Всего доброго! Уф!.. Этот долговязый мужлан прервал мой приступ мрака. И за то спасибо. Вот такие-то победы я и одерживаю последние три года... Господин с одиннадцатого места в партере, господин с четвертого места ложи на авансцене, сутенёр с галёрки. Записка, ещё одна записка, букет цветов, снова записка - и всё! Моё молчание их быстро охлаждает, и я должна признаться, что особенно они не упорствуют в своих домогательствах. Судьба, которая отныне бережёт мои силы, как будто сама отводит от меня упрямых обожателей, этих охотников, которые ни перед чем не отступают... Те, кому я нравлюсь, не посылают мне любовных писем. Торопливые, грубые и неуклюжие записки выдают их желания, но не мысли... Исключение составляет лишь один бедный мальчик, который на двенадцати страницах излагал свою болтливую и униженную любовь. Должно быть, он очень молод. Он воображал себя этаким прекрасным принцем, бедняга, и богатым, и всемогущим: "Я пишу вам всё это за стойкой у торговца вином, где я завтракаю, и всякий раз, когда я поднимаю голову, я вижу в зеркале свою противную рожу..." И тем не менее этот поклонник с "противной рожей" о ком-то мечтал в своих воздушных замках и заколдованных лесах. А вот меня никто не ждёт на моём торном пути, который не ведёт ни к славе, ни к богатству, ни к любви. Впрочем, к любви, это я хорошо знаю, вообще не ведёт никакой путь. Это |
|
|