"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу автора

Я влюблённо касаюсь разогретых на солнце камней развалин храма и
лакированного листа бересклета, который кажется мокрым. Бассейн Терм Дианы,
над которым я склоняюсь, как и прежде отражает иудины деревья, пинии, сосны,
адамово дерево с лиловыми цветами и двурогими красными колючками... Целый
сад отражений разворачивается передо мной и, преломляясь в воде,
переливается тёмной частью спектра от ярко-синего к более тёмному, и далее
через лиловый, того оттенка, что бывает у щёчек чуть подгнивших персиков, к
тёмно-коричневому - цвету запёкшейся крови... Прекрасный сад, прекрасная
тишина, которую нарушает только властное журчание воды, зелёной, прозрачной
синей и блестящей, словно живой дракон! Двойная ухоженная аллея с резной
тиссовой оградой с обеих сторон поднимается к башне Мань, и я на минутку
присела отдохнуть на край каменного жёлоба, где плещется мутная вода, сильно
позеленевшая от растущего там кресс-салата и бешено скачущих полчищ
болтливых древесных лягушек с тоненькими лапками... А там, на самом верху,
для нас - для меня и моей муки - будто специально приготовлено роскошное
ложе из сухой хвои. Сверху этот прекрасный сад кажется плоским, в открытых
местах видна его строгая геометрическая планировка. Град и ураган, таящиеся
в недрах набухшей чёрной тучи у горизонта, окаймлённой золотыми отсветами,
медленно надвигаются...
Всё это тоже моё богатство, маленькая доля тех роскошных даров, какими
Бог осыпает путников, кочевников, одиноких. Земля принадлежит тому, кто на
минуту остановится, поглядит и уйдёт. Всё солнце принадлежит той ящерице,
что греется в его лучах...
В самой сердцевине моей тревоги происходит яростный торг, там идёт
обмен, там взвешивают и сравнивают необъявленные ценности, полутайные
сокровища, идёт какой-то подспудный спор, который постепенно пробивается
наружу, к свету... Время не терпит. Всю ту правду, которую я скрыла от
Макса, я должна сказать себе. Она, увы, не хороша собой, эта правда, она ещё
немощна, испугана и немного коварна. Пока она в силах подсказать мне лишь
короткие вздохи: "Не хочу... не надо... боюсь!"
Боюсь стареть, быть преданной, страдать... Хитрый умысел руководил моей
полуискренностью, когда я писала об этом Максу. Этот страх - своего рода
власяница, которая прирастает к коже едва родившейся Любви и стискивает
Любовь по мере того, как она растёт... Я носила эту власяницу, от неё не
умирают. И я буду носить её снова, если... если не смогу поступить иначе...
"Если не смогу поступить иначе..." На этот раз формула ясная! Я прочла
её - она была написана в моей мысли, я и сейчас её там вижу: она напечатана
там, как сентенция, жирным шрифтом... О. я только что верно оценила свою
жалкую любовь и осознала свою истинную надежду: бегство.
Как суметь это сделать? Всё против меня. Первое препятствие, на которое
я натыкаюсь, - это распростёртое женское тело, преграждающее мне путь,
исполненное сладострастия тело женщины с закрытыми - сознательно - глазами,
готовой скорей погибнуть, нежели покинуть место, где его ожидает радость...
Эта женщина, это грубое существо, не могущее отказаться от наслаждения, - я.
"Ты сама свой худший враг!" Бог ты мой, я это знаю, я знаю это! Смогу ли я
победить в сто раз более опасное существо, чем эта ненасытная тварь, а
именно брошенную девочку, которая дрожит во мне, слабенькая, нервная,
тянущая руки и умоляющая: "Не оставляйте меня одну!" Она боится темноты,
одиночества, болезни и смерти, вечером она задёргивает занавески, чтобы не
видеть чёрное стекло, которое её пугает, и страдает от того, что её