"Сидони-Габриель Колетт. Странница" - читать интересную книгу автора Я влюблённо касаюсь разогретых на солнце камней развалин храма и
лакированного листа бересклета, который кажется мокрым. Бассейн Терм Дианы, над которым я склоняюсь, как и прежде отражает иудины деревья, пинии, сосны, адамово дерево с лиловыми цветами и двурогими красными колючками... Целый сад отражений разворачивается передо мной и, преломляясь в воде, переливается тёмной частью спектра от ярко-синего к более тёмному, и далее через лиловый, того оттенка, что бывает у щёчек чуть подгнивших персиков, к тёмно-коричневому - цвету запёкшейся крови... Прекрасный сад, прекрасная тишина, которую нарушает только властное журчание воды, зелёной, прозрачной синей и блестящей, словно живой дракон! Двойная ухоженная аллея с резной тиссовой оградой с обеих сторон поднимается к башне Мань, и я на минутку присела отдохнуть на край каменного жёлоба, где плещется мутная вода, сильно позеленевшая от растущего там кресс-салата и бешено скачущих полчищ болтливых древесных лягушек с тоненькими лапками... А там, на самом верху, для нас - для меня и моей муки - будто специально приготовлено роскошное ложе из сухой хвои. Сверху этот прекрасный сад кажется плоским, в открытых местах видна его строгая геометрическая планировка. Град и ураган, таящиеся в недрах набухшей чёрной тучи у горизонта, окаймлённой золотыми отсветами, медленно надвигаются... Всё это тоже моё богатство, маленькая доля тех роскошных даров, какими Бог осыпает путников, кочевников, одиноких. Земля принадлежит тому, кто на минуту остановится, поглядит и уйдёт. Всё солнце принадлежит той ящерице, что греется в его лучах... В самой сердцевине моей тревоги происходит яростный торг, там идёт обмен, там взвешивают и сравнивают необъявленные ценности, полутайные наружу, к свету... Время не терпит. Всю ту правду, которую я скрыла от Макса, я должна сказать себе. Она, увы, не хороша собой, эта правда, она ещё немощна, испугана и немного коварна. Пока она в силах подсказать мне лишь короткие вздохи: "Не хочу... не надо... боюсь!" Боюсь стареть, быть преданной, страдать... Хитрый умысел руководил моей полуискренностью, когда я писала об этом Максу. Этот страх - своего рода власяница, которая прирастает к коже едва родившейся Любви и стискивает Любовь по мере того, как она растёт... Я носила эту власяницу, от неё не умирают. И я буду носить её снова, если... если не смогу поступить иначе... "Если не смогу поступить иначе..." На этот раз формула ясная! Я прочла её - она была написана в моей мысли, я и сейчас её там вижу: она напечатана там, как сентенция, жирным шрифтом... О. я только что верно оценила свою жалкую любовь и осознала свою истинную надежду: бегство. Как суметь это сделать? Всё против меня. Первое препятствие, на которое я натыкаюсь, - это распростёртое женское тело, преграждающее мне путь, исполненное сладострастия тело женщины с закрытыми - сознательно - глазами, готовой скорей погибнуть, нежели покинуть место, где его ожидает радость... Эта женщина, это грубое существо, не могущее отказаться от наслаждения, - я. "Ты сама свой худший враг!" Бог ты мой, я это знаю, я знаю это! Смогу ли я победить в сто раз более опасное существо, чем эта ненасытная тварь, а именно брошенную девочку, которая дрожит во мне, слабенькая, нервная, тянущая руки и умоляющая: "Не оставляйте меня одну!" Она боится темноты, одиночества, болезни и смерти, вечером она задёргивает занавески, чтобы не видеть чёрное стекло, которое её пугает, и страдает от того, что её |
|
|