"Сидони-Габриель Колетт. Возвращение к себе ("Клодина" #5) " - читать интересную книгу авторабудут больше расходиться сверкающие круги по воде моей лужи. Они всё говорят
и говорят, а больше всех Марта. Рассказывают о Париже и курортных городах, затихают, встревоженные моим молчанием: "Да вы его знаете, верно?" - и называют знакомые имена, чтобы зацепить мою память, словно кидают верёвку утопающему... "Да, разумеется..."- соглашаюсь я и снова ухожу в себя. Солнечный луч движется по паркету, медленно, но верно. Останавливается и перешагивает в сад, на розовую щёчку самого красивого их моих персиков... Послушаем, о чём толкуют эти люди за большими запотевшими стаканами, в которых дрожит разбавленный холодной водой малиновый сироп... Они больше не обращаются ко мне. Они говорят между собой, словно я заснула и лежу где-то тут рядом... - Она отлично выглядит, а, Можи? - И да и нет. Потемнела, как потёртое седло. Краснодеревщик сказал бы, что её протравили морилкой. Но ей идёт. - Лично я не замечаю в ней большой перемены, - усердствует Марта. - А я замечаю, - тихо возражает Анни. - Взгляд у неё стал душевней, - приятным голосом возвещает Леон Пайе, которого никто не спрашивал. - Допустим, она теперь не такая резвая... - замечает Марта. - Но вообще-то поглядите-ка - сельская жизнь не портит внешность, как принято считать. Пожалуй, и мне стоит как-нибудь попробовать солнечные ванны - о них столько говорят... Мы увидим вас зимой в Париже, Клодина? Знаете, у меня есть для вас чудесная комната! - Благодарю, Марта... Вряд ли... Она обжигает меня, как кнутом, хлёстким сердечным взглядом. деле! Зимой полтора года будет, как мы его потеряли... Встряхнитесь, чёрт побери! Разве нет, Можи? Что вы все на меня так смотрите? Или я неправа? - Правы, конечно, - застенчиво соглашается Анни. А Можи пожимает жирными плечами: - Встряхнуться, встряхнуться! Оставьте вы её в покое! Я вообще не понимаю, как в такую жару можно встряхивать что-нибудь, кроме абсента! Я улыбаюсь, чтобы хоть как-то отреагировать. Эти люди решают мою судьбу, рассматривая меня, словно я чернокожий раб, выставленный на продажу... Потом я встаю: - Пойдёмте со мной, Анни, поможете мне срезать розы для вас и Марты. Я увожу её, взяв под руку. Марта провожает нас неприязненным замечанием: - Идите, идите, девочки, посекретничайте! Жара шубой укутывает нам плечи, и я спешу, захлопнув за собой ставни, к тенистому озеру прохлады под старым орехом. Анни, размахивая руками, семенит следом. Её смуглая кожа просвечивает сквозь батистовую блузку, как шёлковая подкладка. Она молчит, созерцает с книжной меланхолией мои разрушенные, поросшие буйной растительностью владения: сад, который уже трудно назвать садом, ограду - орешник мощными корнями сначала проломил, а потом и вовсе опрокинул её, и теперь стала видна внутренняя рыжая и словно обгорелая поверхность камней, из которых она была сложена... Куст роз цвета бедра испуганной нимфы погиб - он умер от того, что слишком долго цвёл... Мгновенно разрастающаяся жимолость задушила мой прихотливый клематис, |
|
|