"Сидони-Габриель Колетт. Возвращение к себе ("Клодина" #5) " - читать интересную книгу автора

не в силах внести беспорядок в застывшие черты.
- Ну вот... - шепчет она и снова вздыхает. И я вслед за ней:
- Ну вот...
Она окидывает меня лишённым выражения взором и тихонько жалуется:
- Что же мне остаётся?
Непонятно отчего обидевшись, я резко отвечаю:
- Четырёхчасовой поезд, если угодно. Или сын садовника. Марсель
находит, что он очень даже ничего.
Анни медленно краснеет, заливается пурпурными, набегающими одна на
другую волнами на смуглые щёки, маленькие ушки - и наивно и беззлобно
признаётся:
- Я и сама о нём подумывала... Но всё же воздух иных мест кажется мне
целебней.
Наконец-то всё встало на свои места! Я готова плакать и смеяться,
готова расцеловать Анни за то, что истинная боль её даже не царапнула, что
она снова в целости и сохранности, снова похожа на себя: бесстыдна, как
Перонель в пору любви, но не забывает заботиться о внешних приличиях, готова
задрать юбку перед первым встречным, но впадает в ярость и кричит мне: "Не
входите", когда моет кончик носа в своей спальне...
Наконец-то мне почти не в чем себя упрекать! И я, эгоистка, снова став
счастливой, могу внутренне готовиться к возвращению Рено, дрожать от
восторга и сожаления при виде проклюнувшихся по ошибке, будто резиновых,
почек сирени, говоря себе: "Скоро весна! Сколько дней прошло вдали от
него...", ощущать, как бежит, щекоча, кровь в кончиках пальцев и по краю
тёплого уха, вздрагивать, вспоминая, надеясь и веря всем своим забывчивым,
но верным сердцем, что завтра будет вчера, что мне семнадцать, а ему
тридцать девять, и я жду его впервые в жизни...
И пусть себе Анни идёт с миром туда, где её будут... любить! Она
торопится, спешит, а я жду. Две бродяжки, не похожие друг на друга даже
самым хилым из своих помыслов, - что же свело нас вместе, какая странная
дружба из жалости, деспотизма, слабости, иронии? Она мне не завидует, а я
жалею её приступами... Она распахивает душу, как выходит из берегов ручей, а
я, гордая, стыдливая, - никогда. Она с пылом подставляет ласкам тело,
нежное, тёплое, как смазанная маслом мраморная миска, в которой вымешивают
тесто - а у меня от содрогания волосы встают дыбом при одной мысли об
объятиях незнакомца, и не я, а она - хрупкая, слабая Анни - удивляет меня и
приводит в негодование...
Так что же меня держит? Зачем я терплю её молчаливое присутствие,
побитое выражение, праздные руки, а порой и сама ищу их? И почему называю её
про себя "бедной Анни"? Да потому что она бродит в поисках, страдает от
отсутствия того, что я уже нашла, однажды и навсегда...

"Что же мне теперь остаётся?"
Этот бессильный возглас Анни, жалобный вздох, смиренный, ничего не
требующий, готов с горечью сорваться с моих губ! Только я не смиряюсь, я
протестую, бунтую, требую соблюдать свои невесть какие воображаемые права...
Воображаемые! Я смотрю вокруг и удивляюсь, что не рушится под моим взглядом
зыбкая феерия, что служила декорацией блаженства...
Да, Рено вернулся! Он тут, в соседней комнате, так близко, что мне
слышно его дыхание, шелест страниц книги, которую он листает... Он тут, но