"Сидони-Габриель Колетт. Возвращение к себе ("Клодина" #5) " - читать интересную книгу авторахозяйстве, о меню к обеду и ужину... Всё перешло вместе с Казаменой к вам:
дом, парк, заботы владельца, всё... Вот и занимайтесь. - Вы правы, Анни. Я сама поражаюсь собственной снисходительной мягкости! Хозяин приезжает... И шея сама тянется к просторному ошейнику, к воображаемому ремешку, который и расстёгивать-то не надо, захоти я удрать... Но я не хочу. Пока я сказала только: "Вы правы". А скоро буду говорить: "Как вам угодно, Рено... пожалуйста... Да... Позвольте мне..." Пора воспитанным ласковым выражениям вернуться в мой лексикон, заменить в нём повелительные интонации, которыми я бичую безвольную Анни, уклончивого Марселя... Тот так и бродит за мной по пятам, больной от безделья, встревоженный возвращением отца. Он теперь прячется от восточного ветра, который на прошлой неделе обжёг его нежные ушки... - Вот, Марсель, возьмите с вешалки. Отнесите в большой шкаф. Я хочу освободить место для одежды Рено. Он послушно берёт плечики, с любезной миной, но неуклюже, явно опасаясь сломать ноготь. У меня по всей комнате - очень скоро нашей с Рено комнате - разбросано бельё и платья. Я разбираю их, упиваясь беспорядком, пояс перевернулся, галстук съехал, скрученная в вопросительный знак прядь волос падает то на один, то на другой глаз. Лишь время от времени я прерываю работу и обеспокоенно заглядываю в зеркала трюмо: не подурнела ли?.. Бр!.. сойдёт... нормально... Угловатость фигуры не позволяет угадать мой настоящий возраст... блеск жёлтых глаз скрадывает впалость щёк, а верхняя губа "бантиком" словно удивляется тому, что осталась совсем детской... Он и на этот раз не заметит, вглядываясь в раскосые глаза и пухлые губы, как углах губ обозначились две скобочки морщин и фиолетовые, необычной формы - как стрелки - синяки окрасили внутренний угол век... Ладно, ладно, сойдёт... - Отнесите их туда, Анни, это летние блузки. - Куда "туда"? - В большой шкаф в чёрном кабинете. Марсель вешает там плечики. Внизу темно, выставьте руки вперёд и идите. Если завизжит - значит, Марсель. - Ой, - целомудренно пугается Анни, но спешно покидает меня: кто знает, может, и в самом деле... А я всё раскладываю, развешиваю. Из плохо завязанной картонной коробки с дырявыми углами сыплются жёлтые листки, маленькие, толком не промытые, свернувшиеся в трубочку и порыжевшие фотографии... Я с трудом узнаю в них снимки, которые мы с Рено делали восемь лет назад в прекрасном путешествии эгоистов в Бель-Иль-ан-Мер... В то время Сара Бернар не успела ещё освоить косу Пулен, выровнять неосязаемый, ускользающий песок - он просачивался прохладными, сухими струйками между пальцев, переливаясь тысячами и тысячами обращённых в порошок рубинов, блёстками всех на свете розовых и лиловых оттенков... Нигде я, воспитанная вдали от моря, так не наслаждалась им, как здесь. Солёная лихорадка заставляла колотиться моё сердце ночью, электризовала мой сон; а днём я упивалась морским воздухом, пока, выбившись из сил, не засыпала мёртвым сном в ложбинке какой-нибудь скалы на покрытом бороздками песке, припудривавшем мне волосы... Океан лизал мои загорелые стройные, всегда босые ноги, полировал мне ногти... Я без устали смотрела, как по волнам ослепительного, густого зелено-синего цвета скользили судёнышки, |
|
|