"Сидони-Габриель Колетт. Возвращение к себе ("Клодина" #5) " - читать интересную книгу автора

В полдень я героически отправляла его к Сюзи, и он неизменно находил её
среди разбросанного белья, оставленных в беспорядке тазов, растерзанных
чемоданов... Я знала, что она встречала его полусмущённым-полурадостным "А!"
и с нарочитой неловкостью застёгивала юбку... Я видела, как она, склонившись
к зеркалу, но не глядя в него, рисует двумя точными движениями губы,
взбивает шевелюру, пудрится, всё так же не глядя, - так орудовала бы ловкая
обезьяна, если бы её научили пользоваться косметикой... Я прекрасно видела -
куда лучше Рено - деланную поспешность, деланный беспорядок, деланную
задумчивость Сюзи: она хмурилась, глаза её темнели, и в них появлялось такое
трепетное волнение, какое, думалось невольно, можно объяснить только
чувством вины...
Я и вправду видела всё это сквозь стены ещё до того, как Рено решился
мне всё рассказать... Бедный дурачок, он-таки попался в ловушку моего
доверия и спокойствия, хотя, судя по тому, какую боль я испытала после его
первой исповеди, мне так много и не было нужно...
Я вела себя героически, просто героически, и это не преувеличение! Я
вынесла немо, словно какая-нибудь посторонняя экономка, все "уроки
тетралогии", помогавшие Рено обманывать своё нетерпение и которые Сюзи
усваивала в молчаливом восхищении, впившись глазами в доброжелательные глаза
апостола с седыми усами... Однажды я даже едва сдержалась, чтобы не
изуродовать её, заметив, что она не слушает Рено, а следит потемневшим
взглядом за движениями его губ... Прочь, прочь! Пусть останется в
воспоминании лишь то, какая меня охватила молчаливая радость, какое бешеное
желание вопить от восторга, в тот вечер, в тот прекрасный вечер, когда мы
слушали "Парсифаля"...
Мы сидели в ресторане театра, неудобном зале, пропахшем соусом,
пролитым пивом, плохими сигаретами, и дожидались, пока наконец чуть тёплый
венский шницель доплывёт до нашего столика через головы изголодавшихся до
ужаса после четырёхчасового спектакля людей...
Я облокотилась на стол и наблюдала при тусклом падающем вертикально
свете, как постарел от музыки Рено, как подрагивают его усы и сжимаются
челюсти и как помолодела, встрепенулась Сюзи - на неё милосердно снизошла
сногсшибательная гармония... Она изображала томление, поводила хрупкими
плечами, прикрывала веки, всем телом исполняла сладострастное упражнение, а
молчаливый, даже злой Рено пожирал её глазами... Вокруг нас шум и гам,
звяканье тарелок, Можи, сидящий позади с четой Пайе и Анни, что-то вопил
официанту на плохом немецком, пронзительно по-цесарочьи попискивал выводок
простоволосых англичанок... А я тем временем малодушно подумывала о
десятичасовом поезде на Карлсбад и о том, как экспресс умчит оттуда в Париж
прежде избалованную вниманием, а теперь никому не нужную Клодину...
- О-о! - восклицала Сюзи с притворным пылом, делавшим её весьма
соблазнительной. - Я все глаза выплакала, когда представляли сцену крещения!
И она широко распахивала свои цвета ночной Сены, отливающие в
коричневое глаза.
- Конечно... - бормотал, едва сдерживаясь, Рено.
- И разумеется, сразу узнала тему Клинка!
- Тему Клинка? О чём вы?
Я насторожилась и даже подалась вперёд - во мне проснулась надежда...
- Ну как же, Рено, та самая тема Клинка, которую он использовал для
Вотана, а потом и для Парсифаля, неужели я ошибаюсь?