"Сидони-Габриель Колетт. Возвращение к себе ("Клодина" #5) " - читать интересную книгу автора

угодно, легко взять вдруг короткую высокую ноту, и его голос медным шариком
отскакивал от стен... А какой ходок, причём злой и гордый: если кто другого
артиста при нём похвалит - ноздри сразу белеют от ярости!.. Он был
невыносим, но забыть его никто не забывал. Меня познакомил с ним Огюст...
- Огюст... это который же?
- Ну, из пантомимы... вы ещё называли его сеньором Вандраменом...
- А, всё, поняла... благодарю. Продолжайте!
- Они с Рюзиньолем вместе учились в консерватории, мы втроём несколько
раз вместе ужинали у Друана... Рюзиньоль казался мне смешным, но вместе с
тем, когда я смотрела, как он с таким блеском рассказывает, поёт, двигается,
у меня захватывало дух и кружилась голова, словно он жонглировал острыми
кинжалами... Поэтому, когда сеньор Вандрамен отбыл с труппой Сары в Америку,
Рюзиньолю не составило большого труда... Даже не знаю, как это произошло...
- Наверное, когда он пел, а вы слушали...
- Да, что-то в этом роде... Однажды он зашёл к Друану и увидел меня - я
ела яичницу с помидорами, которую терпеть не могу, и солила её своими
слезами... Как раз накануне уехал Огюст - едва поцеловал меня на прощанье.
Рюзиньоль был так любезен, что стал меня утешать, объяснять, в чём беда
Огюста, взял меня за руки: "Дорогая моя, мы, артисты, не можем предаваться
вульгарным страданиям... Расставаться, встречаться и всё такое прочее для
нас чепуха.
Главное - ремесло, только ремесло имеет для нас значение... Если вы
останетесь такой рохлей, то ничего не добьётесь на сцене! Вам нужен
спутник - весёлый, деятельный, который мог бы поднять вам настроение,
заразить своей энергией, а при необходимости и работу вам найти..." А сам
тем временем выделывал какой-то невероятный трюк со спичками и при этом так
буравил меня глазами, что я бы, наверное, упала, если бы стояла, а не
сидела... Голова у меня просто раскалывалась! Хотелось плакать и спать, и
ещё было смешно, потому что он принял меня за театральную шлюшку... Так что,
когда завтрак подошёл к концу, он подозвал официанта красивым "си бемоль",
от которого задрожали стёкла, и взял меня под руку. А четверть часа спустя,
о-о-о...
Я даже подпрыгиваю от изумления:
- То есть как через четверть часа?
- Да он жил на улице Гайон, - объясняет Анни с подкупающей простотой. -
Ему всего-то оставалось подняться на шестой этаж, швырнуть шляпу на кровать,
меня - в кресло... Так любят воробьи в водосточном жёлобе... Говорю же:
четверть часа спустя я уже стала его любовницей и рыдала от расстройства,
усталости, неудовлетворённости и ещё потому, что он был тороплив и
грубоват... А когда я хотела хотя бы уткнуться в его плечо, чтобы отдохнуть,
прильнуть к его губам, жёстким, подвижным, почти злым... Знаете, что я
услышала? Я услышала аккорды и распевное: "А-а-а-а-а"! Рюзиньоль в одних
кальсонах, но в пиджаке сидел за пианино и осторожно, вполголоса,
распевался, всё выше, выше: "А-а-а-а-а", - пока не добрался до своего
знаменитого "до", острого и блестящего, как копьё... Я в себя прийти не
могла! Вдруг он разворачивается, прыгает на меня, и всё начинается сначала!
С той же петушиной торопливостью - он заботился только о собственном
удовольствии, меня, увы, ждало то же разочарование, - потом сразу же следом
водопад звуков вокальных упражнений (я у него вообще никогда не слышала...
никакого другого журчания, кроме этого), и - оп! Всё снова. Вот так он и