"Сидони-Габриель Колетт. Возвращение к себе ("Клодина" #5) " - читать интересную книгу автора

сторону кулисы и поправляла свои рога - вдруг бросилась на него, как
пантера, обзывая "маленьким ублюдком".
- Ну и что особенного?
- Он ответил, и тогда на него набросились остальные гусыни...
- Ох, как здорово! А дальше?
- Дальше Виллет Колли хотела выцарапать ему глаза и вдобавок ударила
головой в живот... Вы представляете себе, на голове-то острые рога!..
- Кровь пролилась?
- Нет, до этого не дошло благодаря вмешательству толстого Можи - он как
раз оказался там...
- Совершенно случайно.
- ...растащил их и сдерживал - как женщина на переднем плане в
"Похищении Сабинянок", - сыпя успокоительными каламбурами...
- Молодец Можи!.. Кстати, Анни, в газетах про вас не писали?
- В газетах? Как же - подробно описывалось моё детство в
аристократическом окружении, как непреодолимо влекло меня к театру, как я
сбежала в Париж, как горевала моя семья - и при этом сохранялось интригующее
инкогнито...
Анни воздевает к потолку смуглые ручки и утомлённо замолкает...
Проводит языком по сложенным в жалобную гримаску губам с опущенными
уголками. И я невольно снова задаю себе вопрос: может, она грезит наяву или
придумывает... Да нет, не придумывает. С ней на самом деле случилось всё то,
о чём она рассказала. Её память - словно извилистая дорожка с
головокружительными крутыми подъёмами и спусками, как на американских
горках, и вехи на этой дороге - обнажённые юные самцы, непристойные, всех
оттенков... Я уверена: она действительно делала всё, о чём говорила и о чём
умолчала; если хорошенько подумать, её жизнь - сама банальность: зверюшка
обнаружила, что она женского пола, и с увлечением пользуется этим...
Анни всё молчит. Я тормошу её.
- Дальше, дальше, Анни!
- Что вы всё "дальше" да "дальше"! Как вы любопытны, Клодина! Дальше...
пришёл конец представлениям, а с ним и моему любовному приключению...
- Он вас бросил-таки?
- Вот именно, Клодина. Сара забрала его с собой в турне, чтобы он играл
при ней пажей в плавках.
- Вы о нём жалели?
- Не слишком. Под конец он стал меня бить.
- Ого!
Анни ёжится - видно, вспомнила о тумаках.
- Может, я не совсем верно выразилась - "стал бить"... Он был совсем
мальчишкой, знаете. Мог пихнуть кулаком, вместо того чтобы легонько толкнуть
плечом, и потом, это просто какая-то мания - лаская, щипаться, больно
шлёпать, зло проказничать. Нет, я о нём не жалела. В конце концов, всё это.
Анни съезжает по перине пониже, на жёлтом атласе появляются её
загорелые ножки, и я понимаю, что она поставила точку в нашей беседе... Я
беру в руки свою лампу.
- В конце концов, всё это что, Анни?
Она колеблется, по-детски смущённо улыбается и договаривает:
- Всё это не стоит того, чтобы относиться к нему иначе, чем я. Такие,
как вы, разохаются: "Ах, это любовь!.."- и накрутят ещё массу красивостей.