"Сидони-Габриель Колетт. Возвращение к себе ("Клодина" #5) " - читать интересную книгу авторазапрокинуть лицо и рассмотреть получше цвет глаз, она пропала. Она сдаётся
от незнания своей собственной природы, от страха, нежелания казаться смешной - да, Клодина! - и ещё потому, что торопится покончить с этим, чтобы не нужно было больше сопротивляться, ей кажется, что, уступив, она быстрее вернёт себе покой и одиночество... Да только не получается - вкусив греха, она вдруг обретает цель и смысл жизни, и тогда... Анни замолкает: дыхание её прерывисто, движение век, хотя она, вероятно, и не сознаёт этого, выглядит театрально, ресницы быстро опускаются, пряча взгляд, и я без труда представляю себе, как великолепно должно быть её лицо в наслаждении, какое у него целомудренное и собранное выражение, как она сводит, словно для молитвы, плечи... Боже, и она бросает такое чудо под ноги сладострастным боровам! - Если я правильно поняла, Анни, вы ни в грош не ставите ни свободную волю, ни возможность выбора, ни обет моногамии?.. - Не знаю, - отозвалась она нетерпеливо. - А я стараюсь объяснить то, что знаю, вот и всё. Я прекрасно понимаю, что такие женщины, как вы или моя золовка Марта... - Спасибо за сравнение! - ...чувствуют себя ровней мужчинам и своей, если хотите, воинственной логикой, иронией, рассудочностью спасаются от множества бед... Вы, Марта, и многие другие отвечаете на страсть мужчины словами, неважно какими, но вы сначала играете с ним, протестуете, ломаетесь, да одного вашего "нет" хватит - и у вас уже есть время обдумать своё положение, удрать, в конце концов... А нас, - закончила свою мысль Анни, употребив загадочное множественное число, - нас природа забыла вооружить. мне просто неинтересны". Но вовремя сдержалась: было бы слишком жестоко травмировать её и без того больную головку - как простодушно хвасталась она, что может "думать". Да и к чему?.. Она познала сладострастие без любви, пала без благородства, причём униженной себя от этого не чувствовала, как бы она ни старалась убедить меня в обратном. Но не мне ей всё это высказывать, ведь не кто иной, как я, толкнула её на лёгкую дорожку,* мягкую от грязи, в которой тонут ноги, так что не мне теперь кричать: "Нет, о нет, мы с вами точно не одной породы, только разница между нами ещё больше, чем вы предполагаете... Есть нечто, до чего вы не додумались: любовь. Именно любовь сделала меня счастливой, доставила столько наслаждения моей плоти, столько муки моей душе, наполнила такой всесокрушающей драгоценной тоской, что я, ей-же-ей, не понимаю, как вы можете находиться подле меня и не умирать от зависти". ______________ * См. роман "Клодина уходит". (Примечание автора.) Нет, я не могу привести в отчаяние Анни - полулёжа рядом со мной, она довольно улыбается своим воспоминаниям. Потягивается, но не из лени, а как тянутся кошки, чтобы размять мышцы перед прыжком... - Клодина, - шепчет она, - на моей памяти был ещё только один такой день. В деревне... в... в... да где же?.. в Агее. Агей - это рядом с Сен-Рафаэлем: нечто сине-золотое, как на рекламной картинке, на берегу того самого моря, которое, оказывается, вовсе и не море, - оно не волнуется, а дремлет себе в круглых бухтах. Я сняла там небольшую виллу: мне понравился |
|
|