"Сидони-Габриель Колетт. Невинная распутница " - читать интересную книгу автора

не зная, куда девать неловкие горячие руки, ибо она повторила:
- Подождите!
Продолжая стоять, она принялась неторопливо расстёгивать белый
воротник, шёлковую блузку, плиссированную юбку, которая тут же опустилась на
пол. Она улыбнулась, посмотрев через плечо на Жака:
- Знаете, какие они тяжёлые, эти плиссированные юбки!
Он устремился вперёд, чтобы подхватить платье.
- Нет, оставьте! Я избавляюсь от верхней и нижней юбки одновременно,
так что одна входит в другую: потом будет легче одеваться. Вы видите?
Он кивнул, показывая, что и в самом деле видит. Но видел лишь Минну в
панталонах, которая продолжала спокойно раздеваться. Недостаточно полные
бёдра, чтобы выдержать сравнение с "милашкой" из Вийет, грудь также слишком
плоская. Всё ещё девушка - как по обыденной простоте движений, так и по
элегантной угловатости, а ещё из-за панталон с подвязками, которые дерзко
бросают вызов моде: узенькие детские панталоны, подчёркивающие линию сухого
тонкого колена.
- Ноги пажа! Какое чудо! - громко вскрикнул он, и сердце у него ёкнуло
так, что заболело горло, где внезапно вспухли миндалины.
Минна сделала гримаску, затем улыбнулась. Внезапная стыдливость,
казалось, овладела ею, когда пришла пора снимать подвязки; но, оставшись в
сорочке, она вновь обрела безмятежность, методично выкладывая на бархат
каминной доски оба перстня и рубиновую брошь, прикреплявшую воротник к
блузке.
Она увидела себя в зеркале бледной, юной, обнажённой под тонкой
просвечивающей сорочкой; и, поскольку серебряный узел с золотыми бликами
начал мягко наползать на уши, распустила волосы, аккуратно сложив
черепаховые шпильки. Пышная прядь задержалась на лбу, и она сказала:
- Когда я была маленькой, Мама причёсывала меня именно так...
Жак едва слышит, потеряв голову при виде почти совершенно голой Минны.
Его приподняла и затопила огромная горькая волна любви - искренней, пылкой,
ревнивой, мстительной любви.
- Минна!
Удивлённая необычным тоном, она подошла ближе, окутанная покрывалом
светлых волос, заслоняя ладонями совсем маленькие груди.
- Что такое?
Она стояла почти вплотную к нему, ещё сохраняя тепло сброшенного
тяжёлого платья, и острый запах её вербеновых духов вызывал в памяти лето,
жажду, тенистую прохладу...
- О Минна, - с рыданием произнёс он. - Поклянись мне! Никогда никому...
- Никому?..
- Никому ты не говорила, что тебя так причёсывала мать, ни перед кем
никогда не раскладывала свои черепаховые шпильки и кольца, никогда ты не...
не...
Он сжимал её в объятиях с такой силой, что она прогнулась назад, как
слишком туго стянутый сноп, и волосы её коснулись ковра.
- Поклясться, что я никогда... О глупый!
Он не отпускал её, радуясь своей глупости. Она полулежала на его руках,
и он жадно вглядывался в узор линий на коже, в сеть прожилок на висках,
зелёных, будто реки, в чёрные глаза, где танцевали блики огня... Он
вспомнил, как разглядывал с таким же восторгом пойманную на каникулах