"Сергей Адамович Колбасьев. Джигит ("Бахметьев" #2) " - читать интересную книгу автора

осторожно придержал пальцем верхнюю челюсть. Она у него была вставная и
ненадежная. - Не удивляйтесь, молодой, мне все зубы сняли японским осколком.
Почти безболезненно.
- Нет, про попов, - запротестовал Нестеров. - Помнишь нашего на
"Ильмене"?
Еще бы Алексей Петрович его не помнил! Отец Семион Сопрунов. Жирный,
как два борова, и особливо глупый. В самом начале этой войны решил
заработать "георгия", а для того придумал с крестом в руках воодушевлять
команду на совершение ратного подвига.
- Как? - удивился Бахметьев. - Ведь "Ильмень"-тo заградитель. Что же
там воодушевлять?
Константинов кивнул головой и обильно полил уксусом свой паштет из
дичи. Он любил сильные вкусовые ощущения.
- Именно. Однако он во время ночной постановки вылез на верхнюю палубу
и кроме креста взял с собой складной стул. Воодушевлять можно и сидя, а
долго стоять по его комплекции было ему нелегко.
Мы даже не видели, как он вылез, и вдруг в темноте слышим вопль. Этакий
лающий вопль, как будто большого волкодава переехало грузовым автомобилем.
Конечно, сразу приостановили постановку. Думали, кого-нибудь прихватило
миной. Бегали и искали по всей палубе. Ощупью, потому что огня открывать в
таких случаях не полагается.
Ну и нашли отца Семиона. Складной стул, вместо того чтобы открыться,
закусил ему его обширную корму, и он не мог ни встать, ни сесть. Находился в
наклонном положении и взывал гласом великим.
Разумеется, мы его осторожненько спустили с трапа вместе со всеми его
принадлежностями, и "Георгия" он не заработал... За дам!
- За дам! - подхватили остальные, а Нестеров снова засмеялся:
- Ты сам лицо духовного звания. - Он явно охмелел и, ставя рюмку на
стол, чуть ее не разбил. - Ты апостол Павел.
- Совершенно справедливо, - согласился Константинов и повернулся к
Бахметьеву: - Вам это тоже известно, молодой?
Он держался просто и великолепно. Нужно было так же спокойно и ясно ему
отвечать, а в глазах уже плавал туман, и сердце стучало прямо в самой
голове. Все-таки Бахметьев взял себя в руки:
- Так точно, Алексей Петрович, кое-что слыхал.
- Тогда представьте себе следующий случай... Только сперва выпейте
сельтерской. Здесь жарковато, а она освежает. - И Константинов передал
Бахметьеву бутылку.
Он, конечно, был самым лучшим человеком на свете. Как ясно он все
увидел и как тактично умел помочь! Бахметьев был готов за него умереть, но
высказать этого не мог.
- Алексей Петрович, я всегда... - и запнулся. - Большое спасибо.
- Ну так вот, - продолжал Константинов, делая вид, что ничего не
замечает. - Стояли мы как-то раз на "Громобое" в Гонконге, и приехал к нам
новый поп, взамен того самого, который плясал качучу и окончательно спился.
Если вам известно мое почетное прозвище, то, вероятно, известно и то,
что получил я его за несколько своеобразное цитирование вышеупомянутого
апостола.
А попу это было не известно. Приехал он как раз в воскресенье, отслужил
свою первую обедню и надумал произнести проповедь. Начал: "Братие, как