"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора

Дед Микита, ни на кого не глядя, идет вон из часовни. Отец Модест
несколько минут стоит с чашею и глядит вслед деду. Он еще надеется, что дед
вернется и будет просить причастия. Но дед Микита, тот самый дед, что с
жерновами танцевал, подходит уже к двери.
- Гэй! Как тебя там? Вернись! Слышишь? - зовет отец Модест.
Дед останавливается, поворачивает голову к батюшке и говорит:
- Не хочу!
- Вернись ты! - кричит отец Модест. - Тебе уж и слова нельзя сказать.
Микита смягчается и, хлюпая грязными лаптями, снова идет к амвону.
Отец Модест причащает его. Дед берет кусочек просфоры, кладет в рот и
хочет идти.
- Поймал ты хоть рыбы? - спрашивает отец Модест.
Сердце деда совсем смягчается, он глотает просфору и отвечает уже
ласково:
- Где там, у черта! Нету! - протяжно произносит он последнее слово,
машет рукой и выходит.
Святая служба кончается. Тишкевич бубнит последние молитвы, отец Модест
снимает ризу. Молитвы окончены, книга закрыта.
Отец Модест подходит к Тишкевичу, они перебрасываются несколькими
словами и выходят из часовни.
На паперти духовенство останавливается, знакомится с тельшинским
учителем.
- А ваши ученики хорошо читают. Вчера дал газету вашему ученику Рылке -
такой маленький, а как разбирает! Право слово! - говорит отец Модест.
Тишкевич мрачно слушает, потом поднимает глаза на батюшку.
- Э-э, отец! Хвали ты его или не хвали, а на чай нас все равно не
позовет!
- Темный здесь у вас народ! - говорит на прощание отец Модест и
медленно идет с Тишкевичем к Михалке Кугаю.


XXXII

На четвертый день пасхи вернулся Лобанович в свою школу. Еще вечером
того самого дня, когда тельшинцы сдавали свои грехи отцу Модесту, он надумал
поехать домой, немного проветриться и хоть на короткое время выйти из круга
своих тельшинских впечатлений и настроений. Но в первые же дни праздников
его сильно потянуло в Тельшино - быть близко к Ядвисе и видеть ее хоть
изредка стало его потребностью. Едучи обратно, он не спал две ночи, а по
пути, кроме того, ему приходилось поздравлять кое-кого со святой пасхой и,
разумеется, немного "напоздравляться". Утомленный бессонными ночами и
выпивкой, он почувствовал себя очень хорошо, улегшись на своей постели, и
сразу же уснул крепким-крепким сном.
Но уже через полчаса, узнав, что сосед вернулся, пан подловчий,
примостившись у окна, где спал учитель, барабанил кулаком в раму и кричал:
- Профессор больших букв! О профессор! Слышишь? Вставай пить горелку!
Лобанович спал крепко и ничего не слыхал. Подловчий был под хмельком и
не отставал, его кулак все чаще и сильнее барабанил по раме. Стекла звенели,
а с некоторых из них посыпалась замазка.
Подловчий Баранкевич, заметив это, засмеялся и проговорил сам себе: