"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора- только тогда колокол начинал расходиться вовсю, прихватив себе в помощь
своих меньших, тонкоголосых братьев. Часовенка отпиралась. Возле двери обычно стояло несколько молодиц с детьми на руках. Они не смели сами войти в часовенку, потому что были еще "нечистые". У каждой молодицы был свой срок: кому нужно было "вводиться" во храм около семухи, кому - около Петра, кому - на коляды, а кое-кому еще и вовсе не настал срок "введения". Но в Тельшине это не имело значения. Отец Модест выстраивал молодиц по обе стороны двери, брал свой требник и читал молитвы, а дьячок Тишкевич пел, слегка пошатываясь из стороны в сторону. Но это не мешало ему надзирать и за "благочинием" в часовне: ведь молодицы, бывали такие случаи, порой толкали друг друга либо слишком выпирали вперед. - "Елицы во Христе... " - пел Тишкевич. И тут он замечал, что какая-нибудь молодица нарушала порядок. Тогда он прекращал пение и назидательно говорил молодице: - Куда ты прешься? Стой спокойно. И затем продолжал: - "Крести-и-ите-ся-а-а!" Но тут снова кто-нибудь начинал вести себя не так, как подобает в церкви. - Слышите, что я вам говорю? - уже довольно строго спрашивал молодиц Тишкевич и хмурил брови. Восстановив порядок, он продолжал петь: - "Во Христа облекостеся!" Увидев новый непорядок, Тишкевич решительно прерывал пение и еще более сердито говорил: на голове теши. И, не спуская с молодиц своего грозного взгляда еще несколько минут, Тишкевич кончал петь: - "Алли-лу-у-ия!.. " Отец Модест ничем не проявлял своего "я" и давал Тишкевичу полную возможность поучать "паству" - ведь они жили очень дружно. И ни для кого не было ни новостью и ни редкостью, когда они дома, в Малевичах, шли рядом, поддерживая друг друга, ибо очень часто страдали неустойчивостью ног. Шествуя дружной парой, останавливались иногда посреди улицы и проводили короткое совещание: куда зайти? Они поднимали головы, полагаясь в решении этого вопроса главным образом на свои глаза. И если перед глазами стояла школа, они направлялись туда. Взойдя на крыльцо школы, снова останавливались, и здесь временами происходил между ними небольшой спор: как истинные христиане, они уступали первое место друг другу. А исходя из того, что перед богом все равны, они входили разом, одновременно. Отец Модест первым садился на стул и говорил Тишкевичу: - Садись, дьяче, школа церковная и стулья церковные. Затем, расстегнув рясу, он вытаскивал из-за пазухи бутылку, сам тянул и давал потянуть дьячку. Учительница не знала, как держать себя с гостями. Но гости были нетребовательные, угощались своей водкой и закусывали своими языками. Немного отдохнув, они пели "Христос воскресе" и спокойно уходили. "Введя" молодиц и немного подержав на руках их детей, отец Модест приступал к исповеди. Полешуки, свалив с себя эту заботу, тотчас же выходили из часовни и шли домой. На следующий день утром также шла исповедь, а потом |
|
|