"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора

не буду вам мешать... Бывайте здоровы!
Ядвися ничего не ответила. Она только виновато и, казалось, испуганно
заглядывала ему в глаза. Может быть, она сожалела о своей грубоватой шутке,
но признаться в этом почему-то не хотела.
- А может, вы завтра прогуляетесь с нами на разъезд? - спросила
Габрынька.
- Зачем беспокоить пана учителя? - проговорила Ядвися. - Папа всегда
посылает с нами лесника Рыгора.
- Что это? Новое оскорбление? Или панна Ядвися просто избегает его
общества? Может быть, она не желает иметь свидетеля своей встречи с
Суховаровым?
Веселое настроение покинуло Ядвисю, она сделалась молчаливой,
замкнутой.
- Конечно, - сказал Лобанович, - панне Ядвисе будет гораздо приятнее
пойти в компании Рыгора и Негруся, который, вероятно, сам напросится в
провожатые.
Услыхав свое имя, Негрусь радостно вильнул хвостом.
Лобанович простился и вышел. На душе у него было тоскливо. Ясно, Ядвися
насмехается над ним. А если она и обращала на него внимание, так только
потому, что здесь глушь, живого человека нет. А он, как неразумное дитя, не
видит ничего. Он сам напускал на себя приятный туман самообмана, сам
убаюкивал себя розовыми надеждами и сладкими мечтами. Ну что ж, нужно в
чем-то другом искать источник радости. И вообще нужно взять себя в руки.
Пора ему выбросить все это из головы и сердца, пока образ девушки не запал в
них чересчур глубоко. Пусть не подумает она, что ему без нее свет закрыт.
Лобанович несколько раз прошелся по своей комнатке.
"Нет, - думал он, - так дальше жить нельзя. Кроме школы и чисто личных
интересов есть еще и другие, более высокие, общественные обязанности. Надо
ближе стать к народу, присмотреться, как и чем он живет. Нужно расширить
рамки своей работы, выйти за пределы школьных занятий".
Лобанович вошел в классную комнату, открыл книжный шкаф.
На одной полочке стояло несколько десятков щупленьких книжечек,
предназначенных специально для народа. Это были преимущественно книжечки,
изданные разными комитетами и кружками трезвости либо святейшим синодом.
Пересмотрев всю эту библиотечку, учитель не нашел в ней ничего интересного,
особенно для здешнего населения, и решил избрать более важную, на его
взгляд, тему для беседы с полешуками. О чем же говорить? Надо обратить
внимание на крестьянский быт, рассказать крестьянам, как живут другие люди и
как они добились лучших условий жизни.
Лобанович все больше и больше увлекался своей темой. Быстро сложился
план речи, в памяти всплывали все новые и новые факты. Он закрыл шкаф, пошел
в свою комнатку и сел за стол, чтобы сделать набросок речи.
В это время вошла сторожиха.
- А вы, паничок, все пишете?
- Пишу, бабка.
- А вы не слыхали, паничок, что Курульчука от нас переводят?
- Переводят? - спросил Лобанович. - Почему же его переводят?
Лобанович задумался. Ему стало жалко чего-то. Чувство одиночества
сильнее охватило его, и этот тесный уголок Полесья, казалось, еще сузился и
стал еще более тесным.