"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора

увидел я твою школу, твои занятия, сразу понял, что моя школа в сравнении с
твоей никуда не годится.
- Ха-ха-ха! - засмеялся Турсевич. - Никогда твоя школа не будет
отставать, раз ты ею крепко интересуешься и работу в ней принимаешь близко к
сердцу. Это у тебя еще с непривычки, первый год. А я убежден, что твоя школа
гораздо лучше многих.
- Что я тебе хотел сказать, - проговорил Лобанович, - давай весной,
когда окончатся занятия в школах, походим по Белоруссии, познакомимся с ною
поближе. А свои наблюдения запишем, соберем богатый материал. Привлечем в
свою компанию какого-нибудь фотографа, снимков интересных наделаем... Кроме
шуток. Этот план, разумеется, разработать надо, я только мысль подаю.
- А что ты думаешь? Это было бы интересно. Об этом надо, брат, подумать
серьезно, право слово!
- Ты знаешь, - с жаром подхватил Лобанович, ободренный поддержкой
друга, - это была бы интереснейшая вещь! Мы обошли бы многие школы, ближе
познакомились с учительством, пробудили бы в них интерес к своему краю. А
самое главное - мы потревожили бы сонное болото нашего учительства. Ведь
жить так, как живем мы, оторванные друг от друга, жить без настоящей живой
идеи, знать только одну свою школу и тратить время на карты и попойки, что
обычно делает наш брат, - так жить нельзя, ведь для этого нужно сначала
задушить в себе голос совести, голос долга перед народом.
- Учиться нам, брат, еще надо много, - заметил Турсевич. - Я, например,
думаю в учительский институт подаваться.
- И я чувствую, что надо учиться, но сердце мое никак не лежит к
институту. Ведь что такое институт? Это та же самая казарма-семинария.
Разница только в том, что институт окончательно убьет все более или менее
живое в нашей душе, что еще не убила семинария, и из учителя сделает сухого
кащея-чиновника.
Лобанович в глубине души почувствовал какую-то неприязнь к другу; ему
показалось, Турсевич задумал нечто не согласное с теми взглядами, в которых,
как все время считал Лобанович, они не расходятся.
И уже до самой станции друзья шли молча, поглощенные своими мыслями.
Распрощались они сердечно.
- Не забывай же меня, - сказал на прощание Турсевич.
- Теперь, брат, твоя очередь навестить свое старое место службы.


XVII

- Ну, как же вам, паничок, гостилось?- спрашивала Лобановича сторожиха.
- Ой, бабка, хорошо гостилось! "Было што пiты i есты, але прынукi ны
было" ["Было что пить и есть, но понуждения не было", то есть всего было
вдоволь, но недостаточно настойчиво приглашали есть и пить], - ответил
учитель поговоркой полешуков.
- У меня, паничок, щи от обеда остались, может, вы похлебали бы
немного?
- Нет, бабка, есть я не хочу.
- Так, должно быть, вас тот панич хорошо угощал?
- А как же! Угостил на славу.
- Ну вот и хорошо, паничок.