"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора

народа, с которым чувствовал тесную связь, встал на его защиту.
- Каждый народ имеет свою гордость. Англичанин перед всем миром гордо
заявляет: "Я - англичанин!" То же самое скажет француз, немец, австриец,
русский и другие представители разных наций. А мы, белорусы, не отваживаемся
признаться в том, что мы белорусы. Ведь на голову белорусского парода, как
известно, вылито много помоев, достоинство его принижено, и язык его осмеян,
у него нет имени, нет лица. А отсюда происходит то, что белорус-интеллигент
отрекается не только от своего народа, но и от родителей своих. Мы знаем
такой случай с одним нашим знакомым учителем, к которому приехала из дому
мать. У него были гости. Он при гостях не посмел признать свою мать: "Иди,
говорит, бабка, на кухню, там тебя покормят".
- Это свинство! - с возмущением отозвался Турсевич и презрительно
плюнул. - Боялся мужиком показаться и показал свое полное хамство.
Друзья некоторое время шли большаком, а потом свернули на узкую
проселочную дорогу, гладко укатанную крестьянскими санями, и пошли в сторону
железной дороги.
- Я хочу показать тебе старинное кладбище, - сказал Турсевич и повел
друга в небольшой лесок на пригорке невдалеке от дороги.
То здесь, то там на кладбище торчали остатки крестов, угрюмо
наклонившихся над землей, и небольшие холмики, покрытые снегом. Среди
высоких деревьев стояла деревянная часовенка с разбитыми окнами. Она была
построена в особом стиле и имела любопытный, оригинальный вид. Еще и теперь
в глухих уголках Случчины, вероятно, сохранились такие часовенки. Часовенка,
казалось, еле держалась и готова была каждую минуту развалиться. Деревянная
крыша ее прогнила и зияла черными дырами. Ухватившись за выступ подоконника,
Лобанович заглянул внутрь часовенки. С полотен старых образов на него
глянули выцветшие лики святых. Внутри часовенка имела еще довольно крепкий
вид, но все в ней было мрачным и страшным, и сами стены, казалось, сурово
спрашивали: "Чего тебе нужно здесь? Какое ты имеешь право ради праздного
любопытства нарушать наш покой?"
- Если бы я умел рисовать, - сказал Лобанович, - я перенес бы ее на
бумагу.
- Интересная часовенка, - согласился Турсевич. - Вот я и привел тебя
сюда, чтобы показать ее. Знаешь, какое здесь было недавно происшествие?
Охотился в пуще один местный обыватель из шляхты. Собака выгнала лису. Лиса
спряталась под алтарь часовенки. Охотник начал копаться под алтарем и убил
лисичку. Об этом узнал батюшка, подал в суд за оскорбление святыни. Одним
словом, завязалось громкое дело.
- А знаешь, и мне не жалко, что на этого охотника в суд подали, -
ответил Лобанович. - Разумеется, дело не в оскорблении святыни, но сам по
себе этот случай невольно трогает душу: бедный зверок думал найти себе здесь
спасение.
Друзья молча шли с кладбища. Видно было, что каждого из них занимали
свои мысли. Лобанович ощущал какую-то неудовлетворенность, тоску. Возможно,
здесь имело значение и то обстоятельство, что, как ему казалось, Турсевич
лучше вел свою школьную работу и вообще его школа производила впечатление
более успевающей. А может, тому причиной была их скорая разлука - ведь
теперь они шли на станцию, откуда ему придется поехать в свою глушь.
- Что, брат, притих? - спросил его Турсевич. - Чего зажурился?
- Не всегда же веселым быть, - ответил Лобанович. - Знаешь, брат, как