"Якуб Колас (Константин Михайлович Мицкевич). На росстанях [H]" - читать интересную книгу автора

Лобанович попросил старосту присесть на кушетку, - убогие стулья,
которых здесь было всего только два, вряд ли выдержали бы его дебелое,
сбитое тело.
Староста, по обычаю всех полешуков, носил длинные волосы. Рыжая
бородка, узкая и длинная, и немного хмурый взгляд исподлобья делали старосту
похожим на бубнового короля. Глядя на его богатырское сложение, на широкую,
видневшуюся из-под расстегнутой рубашки грудь с явственными следами летнего
загара, Лобанович невольно вспомнил его отца Рыгора, который, как
рассказывал Степан Рылка, поджимал старосту на руках, словно ребенка.
"Крепкий народ, хоть и живет в болотах", - подумал Лобанович.
- Значит, учить будете?
- Да, староста, надо начинать.
- Ну, а я уже наказал, чтобы посылали хлопцев в школу.
- Почему же только хлопцев? Надо, чтоб и девчатки ходили.
- Разве они пойдут? - махнул рукой староста. - Скажи им про школу, так
будут смеяться, очень чудным это покажется им. Хотя бы хлопчики все пошли...
Лобанович, как только мог, объяснил старосте, что и девчаткам тоже надо
учиться, и доказывал, почему это нужно.
Староста слушал, прижмурив глаза, и только поддакивал:
- Это так, паничок...
- Это вы справедливо говорите.
- Известно, так.
- Что правда, то правда.
Но учитель видел по лицу старосты, что никакие аргументы не могли
убедить его в том, что девчатам нужна наука. Что наука нужна мужчинам (а
науку староста понимал как умение читать, писание же - лихо его бери, без
него легче обойтись!), староста не спорил. Служебные Дела вынуждали его
ходить в волость, а там напихают ему в сумку целую кучу бумаг и приказов. То
повестки на суд нужно доставить по принадлежности, то недоимку взыскать с
кого-нибудь, то письма передать.
В этих случаях у старосты был свой особый порядок. Он клал повестки с
повестками, письма с письмами, недоимки с недоимками. И здесь голове его
приходилось поработать немало. Он расспрашивал в волости, кому повестки, и
здесь же складывал их в таком порядке, в каком их следовало передать, в
зависимости от того, кто где живет. Скажем, повестка для Микиты Телушки,
который жил в этом конце улицы, клалась первою, за ней шла другая, третья и
т. д. После этого староста запоминал тех лиц, кому повестки предназначались.
Таким же образом поступал он и с недоимками. Для писем был у него другой
порядок. Прежде всего их было немного, и конверты были разные и по цвету и
по величине. Вот это, в синем конверте, надо отдать Гавриле Железному, в
белом - Язепу Нырку, а это, помятое и засаленное, - вдове Текле. Ну, а если
и перепутаешь их, не велика беда - сами разберутся, когда будут читать
поклоны. Это уж лучше сумеют сделать бабы.
Забрав все бумаги, староста несколько минут стоял и размышлял, словно
сам себе сдавал экзамен. Можно было сорок раз окликнуть его или выстрелить в
нескольких тагах от него - все равно ничего не слыхал тогда староста. Сдав
экзамен, Роман сразу делался веселее, с лица сходила напряженность, в
которой часто чувствовалось страдание, и уже обыкновенным человеком шел он,
куда ему нужно было. А если в его памяти утрачивалась какая-нибудь деталь,
староста внезапно останавливался посреди улицы, смотрел на бумаги, смотрел