"Анатолий Коган. Войку, сын Тудора (Хроника времен Штефана III Великого) " - читать интересную книгу автора

- Поэтому они и представили его в глазах народа чернокнижником и
колдуном. Но люди, видимо, помнили сделанное этим рыцарем добро; потому и
ходят до сих пор по их земле сказания о добром волшебнике Юге-воеводе,
истребителе татар, защитнике простого народа.
Зодчий и юноши, двинувшись в обратный путь, поднимались теперь в гору,
минуя базар и посады, вдоль широченного рва. Тут и там рабочие, спустившись,
словно матросы к воде, в подвесных люльках на крепких канатах, доделывали и
поправляли каменную внутреннюю облицовку этого искусственного ущелья. Другие
работали на стенах - достраивали зубцы, крепили высокие крыши над башнями.
Тут же трудились неутомимые белгородские пушкари.
Появление мессера Антонио всюду вызывало радушное оживление. Зодчий
успевал и осматривать работы, и отвечать на приветствия, и продолжать беседу
с обоими молодыми людьми.
Близ главных ворот их ждало новое зрелище, собравшее множество отнюдь
не слабонервных белгородских зевак. На площадке между крепостью и посадом,
служившей также лобным местом, по приказу пыркэлабов Четатя Албэ, вельможных
панов Думы и Германна, наказывали вора. Преступника уже привязали к столбу,
и кат, полуголый, заросший, казалось, до самых зрачков угольно-черной
звериной бородой, готовился оказать честь своему ремеслу. Палач, как только
что галерный пристав, разматывал длинный бич, его помощники раздували в
жаровне угли, раскаливая клеймо. Тут же, в назидание всем, на плахе, на
которой секли головы разбойникам и убийцам, лежал и сам предмет кражи - три
небольших, от долгого употребления стершихся до толщины бумаги серебряных
византийских аспра. Палач со свистом взмахнул бичом. На спине наказуемого
вспухла кровавая полоса, и раздался металлический гортанный вопль, словно в
груди его взорвалась мера пороха. Кат ударил снова; тело осужденного
дернулось еще до того, как кнут коснулся кожи, по спине его медленно
проползли три кровавых струи. Зодчий, не останавливаясь, провел юношей мимо,
в свой дом, продолжая рассказывать, больше для Володимера, о прошлом
Белгорода и его крепости.
- Однажды, - поведал он, - копая фундамент под внешние стены, мы нашли
в глубине холма основания других укреплений, возвышавшихся тут в
непроглядную старину. И поняли, что давным-давно здесь был другой город.
Может быть, он был богаче, многолюднее, красивее нашего, может быть, его
стены следовало почитать вершиной мастерства. Все исчезло без следа, все
забыто людьми. Долгий труд, озарения, бессонные ночи другого зодчего,
построившего ту, прежнюю, крепость, рассыпались прахом. Грамоты, в которых
были записаны его дела, давно сожжены. И даже стены превратились в пыль.
- Нынешнему Белгороду, мастер, такое не грозит, - сказал Володимер. -
На всей этой стороне, от Кракова до моря, нет такой могучей крепости.
- Она когда-нибудь тоже станет пылью, ответил архитектор, - и
неизбежное не должно вызывать у нас печали. Но как часто нам, выкладывающим
своды, хочется спросить: люди, где ваши города? Почему вы не сохранили
Афины, Вавилон, египетские Фивы, финикийский Сидон, Карфаген и самый Рим?
Как могли допустить гибель величайших ваших гнездовий? Разве вы перелетные
птицы? Или степные волки, не берегущие логова? Ведь даже медведю оно дорого,
даже этот зверь отстаивает его ценой жизни!
- Люди всегда сражались за свои города, - убежденно заявил Войку.
- Вовсе нет, их чаще сдавали, - возразил Володимер. - Трусливо сдавали,
без боя.