"Анатолий Коган. Войку, сын Тудора (Хроника времен Штефана III Великого) " - читать интересную книгу автора

красочную, чем их товары. Здесь были поляки, немцы, мадьяры, османы, персы,
литовцы, евреи, армяне, итальянцы, арабы. Греков в те годы стало несколько
меньше: сказывался удар, нанесенный их колониям по всему миру взятием
Константинополя, крушением двухтысячелетней метрополии предприимчивых
эллинов и их потомков. Много было гостей из Брашова, привозивших оружие,
выделанные кожи, ткани, оловянную и серебряную посуду, серпы и косы, плужное
железо и колокола. Не меньше встречалось генуэзцев и львовян.
Литовцы и русы продавали янтарные подвески и ожерелья, затейливые
московские кольчуги, боевые луки и секиры, связки соболей. Армяне, немцы и
трансильванские сасы торговали европейскими товарами, больше - тканями,
итальянцы и греки - азиатскими. Сверкали на солнце тяжелые рыцарские мечи из
Бургундии, кривые ятаганы из Анатолии, украшенные золотом и серебряной
насечкой шлемы из Испании, булатные сабли из Дамаска. Шумное восхищение
покупателей вызывали тончайшие, почти невесомые фарфоровые чашки и дорогие
шелка из чудовищно далекой страны Китай, до которой юноша, по слухам, мог
добраться только стариком.
Ведя своих молодых друзей вперед, мессер Антонио, перед которым с
поклонами расступались торговцы и их клиентура, двинулся вдоль суконного
ряда. На досках, покрытых чистыми льняными полотнами, с нарочитой
небрежностью были разбросаны целые богатства - сукна, в которые одевался
тогдашний мир. Фламандские - из Ипра, Бове, Лувена, немецкие - из Кельна и
Бреславля, силезские, литовские. Алый скарлат, благородно-серый стамет,
коричневый берхкаммер, грубоватый, но добротный черный шай. Тонкие сукна -
для камзолов и начинавших входить в моду кафтанов, толстые - для плащей,
мантий и шуб. Тут была шерсть всех овец Европы и труд всех ее суконщиков,
чесальщиков и валяльщиков. И кровь, конечно, обязательная добавка к любому
товару времени, - кровь замученных чахоткой подмастерьев, зарезанных на
дорогах купцов, убитых во имя добрых торговых интересов наемных солдат и
сторожей, кровь казненных разбойников моря и суши. Всю ее впитали без следа
и остатка сукна, без которых людям того времени, особенно в странах
умеренного и холодного климата, не оставалось бы ничего другого, как
вернуться к звериным шкурам далеких пращуров.
А напротив раскинулось великолепие иного рода - шелка и бархат, золотой
серасир и брокарт.
Зодчий подвел Володимера и Войку к сказочному полю, на котором
растилалась драгоценнейшая роскошь трех континентов. Тончайший, прошитый
сверкающими нитями муслин соперничал в блеске с вышитой камкой, рытый
бархат - с блистательной парчой. Краски тут были такие, будто все жар-птицы,
все сказочные плоды и цветы мира отдали самые пленительные свои оттенки этим
дивным полотнам. На зеленом, алом, вишневом и пурпурном, на угольно-черном,
розовом, белом, голубом, палевом, оранжевом, лиловом, синем поле расцветали
золотые и серебряные цветы, бежали волны орнамента, раскрывали крылья
золотые и серебряные птицы, скалили пасти и грозно замахивались лапами
фантастические звери, единороги и сфинксы, пантеры и львы. И можно было
понять, почему даже не очень богатые люди носили одежды из этих тканей,
передавая их по наследству из поколения в поколение, как фамильные
драгоценности. Эти ткани, по местному молдавскому выражению, "луау вэзул" -
ослепляли, и влюбившийся в кусок кровавого бархата или шитой
темно-фиолетовой камки человек готов был расстаться с немалой частью своего
добра, чтобы унести домой отрез затканного золотом, сверкающего счастья.