"Вольфганг Кеппен. Теплица [H]" - читать интересную книгу автора

осуществить свои юношеские мечты, он верил тогда в перемены, но вскоре
понял, как глупо было в это верить, ведь люди, конечно, остались прежними,
они даже и не думали изменяться оттого, что изменилась государственная
форма правления, оттого, что вместо коричневых, черных и серо-зеленых
мундиров по улицам теперь расхаживали и делали девушкам детей оливковые
мундиры. И снова все рухнуло из-за мелочей, из-за вязкой тины, поднявшейся
со дна и задержавшей поток чистой воды, все осталось по-прежнему, в
заведенных испокон веков формах жизни, о которых каждый знал, что они
лживы. Поначалу Кетенхейве рьяно взялся за работу в различных комитетах,
ему не терпелось наверстать упущенные годы, _а как бы он процветал, если
бы примкнул в свое время к нацистам, ибо то было пробуждение, проклятый
взрыв помешательства его поколения, а теперь все его старания преданы
анафеме, и, он, седеющий юнец, стал посмешищем, он потерпел поражение,
едва успев начать_.
То, что он потерял в политике, что отвоевали у него и что он сам
вынужден был сдать, он потерял и в любви: политика и любовь пришла к нему
слишком поздно. Элька любила его, а он ездил по бесплатному депутатскому
билету за призраками, за призраком свободы, которой боялись и которую
отдали на откуп философам для бесплодных обсуждений, за призраком прав
человека, о которых вспоминали лишь тогда, когда становились жертвой
произвола; все эти проблемы оказались бесконечно трудными, от них можно
было прийти в отчаяние. Кетенхейве вскоре понял, что снова находится в
оппозиции, хотя вечно быть в оппозиции не доставляло ему уже никакого
удовольствия; он спрашивал себя: могу ли я что-либо изменить, могу ля
что-либо улучшить, знаю ли я, каким путем надо идти? Нет, этого он не
знал. Каждое решение было связано с тысячами "за" и "против", практическая
политика напоминала лианы, лианы тропического леса, джунгли, где
попадаются хищные звери, где можно быть мужественным, можно защищать
голубя от льва, но где тебя исподтишка ужалит ядовитая змея. Впрочем, в
этом лесу львы были беззубыми, а голуби - не такими невинными, как они о
том ворковали, только змеиный яд оставался все еще сильным и действенным,
и змеи умели выбрать удачный момент для смертельного укуса. В этом лесу
Кетенхейве прокладывал себе дорогу, то и дело сбиваясь с пути.
Скитаясь в дебрях, он забывал, что ему светило солнце, что на его долю
выпало чудо: его любили, Элька с ее прекрасным юным телом любила его.
Недолги были их объятия - от поезда до поезда, - и Кетенхейве снова
торопился в путь, безумный рыцарь, сражавшийся с властью, которая так
сроднилась с прежними извечными властями, что смеялась над рыцарем,
выступившим против нее. Иногда, словно из любезности, желая придать его
стараниям какую-то цель, она подсовывала ему ветряную мельницу, вполне
пригодную для такого старомодного Дон-Кихота, а Элька оставалась дома,
обреченная на ад, ад одиночества, ад скуки, ад безразличия, ад
каждодневных хождений в кино, где в уютной темноте дьявол вместо настоящей
жизни показывает вымышленную, где тени вытравляют душу, ад пустоты, ад
мучительно воспринимаемой вечности, ад примитивного существования, годного
разве лишь для растений, способных и здесь воспринимать свет небес.
"Солнце? - думала Элька. - Обман. Его свет черен".
_Прекрасной была лишь молодость, а молодость не вернется, ее сломали,
скосили в мае, и Кетенхейве, добрый малый, был одним из косцов. У Эльки
никогда не было школьного учителя, теперь у нее есть школьный учитель в