"Вольфганг Кеппен. Теплица [H]" - читать интересную книгу автора

все это было лишь игрой сладострастия, скольжением по поверхности. Он не
убил Вановскую. Она жива. Она сидит в "Скорпионе", командует, пьет,
промышляет сводничеством среди лесбиянок. Она слушает пластинку с песенкой
Розмари Клуни "Botch-a-me, botch-a-me", - и вдруг у него защемило сердце:
а все-таки он совершил убийство.
Вагалавайя... ревел паровоз. Элька пришла к нему голодная, а у него
были тогда консервы, теплая комната, напитки, маленький черный котенок и -
после длительного поста - охота до человеческой плоти, как называл любовь
Новалис.
Кетенхейве никогда не переставал чувствовать себя немцем; но в то
первое послевоенное лето человеку, который отсутствовал одиннадцать лет,
не легко было во всем разобраться. Забот у него хватало. Время долго не
вспоминало о нем, но затем поймало его и завертело, и он верил тогда, что
кое-чему еще суждено осуществиться.
Как-то вечером Кетенхейве смотрел в окно. Он устал. Стемнело рано. Небо
заволокло грозными тучами. Ветер вздымал клубы пыли. И тогда он увидел
Эльку. Она юркнула в развалину напротив. Юркнула в трещину разбитой стены,
в пещеру среди щебня и мусора. Точно зверек, уползающий в свою нору.
И тут хлынул дождь. Кетенхейве вышел на улицу. Дождь и ветер валили его
с ног. Брызги грязи забивали рот и глаза. Он вывел Эльку из развалин. Она
насквозь промокла и вся перемазалась. Грязное платье прилипло к телу.
Белья на ней не было. Голая и беззащитная, боролась она с пылью, дождем и
камнями. Элька пережила войну, ей было всего шестнадцать.
Ему не нравилось ее имя, Элька - Адельгейда. Оно внушало ему
подозрение. Это имя из нордической мифологии напоминало о Вагнере и его
истерических героях, о хитром, коварной и жестоком мире богов, и
смотри-ка, Элька действительно оказалась дочерью гаулейтера, наместника,
властелина.
Гаулейтер и его жена были мертвы. Они проглотили пилюльки,
приготовленные "на крайний случай", и весть о смерти родителей Элька
услышала в лесу.
Она услышала эту весть (просто весть, не больше, потому что время как
будто усыпило этот день, и Элька воспринимала все удары судьбы так, словно
ее закутали в вату и грубые руки катали ее в этом ватном мешке) из
хрипевшего, содрогавшегося от шифрованных сигналов и призывов о помощи
радиоприемника, среди немецких солдат, сдавшихся в плен и ждавших отправки
в лагерь.
Их охраняли двое негров, которых Элька не могла забыть. Негры, огромные
долговязые парни, замерли в странной позе, присев на пятки, вот-вот
готовые прыгнуть. Точно в девственном лесу. Винтовки - свидетельство
цивилизации - лежали у них на коленях. На подсумках висели длинные
узловатые плетки. Плетки эти производили более внушительное впечатление,
чем винтовки.
Время от времени негры вставали и отправляли свои естественные
надобности. Они делали это очень серьезно, не спуская с пленных своих
круглых (каких-то чистосердечных), словно подернутых белой пленкой глаз.
Негры поливали траву под деревьями двумя высокими блестящими струями.
Когда они это делали, плетки болтались у их длинных красивых ног, и Элька
вспомнила о негре Оуэнсе, победителе берлинской олимпиады.
От немецких солдат разило дождем, землей, потом и ранами, множеством