"Вольфганг Кеппен. Теплица [H]" - читать интересную книгу автора

богатых друзей? У Кородина были богатые друзья, но, как водится у
состоятельных людей, они были скупы (Кородин понимал это) и хотели за свои
деньги кое-что получить.
Корабль прессы, покачиваясь, отплывал в это утро при легком бризе.
Кетенхейве чувствовал, что не произошло ничего особенного. Половицы не
сотрясались, двери не хлопали, однако бывает, что бури обрушиваются
неожиданно, вдруг, без предупреждения бюро погоды. Кетенхейве постучал в
дверь Мергентхейма. Мергентхейм представлял в столице газету, которая по
праву считалась одной из "солидных" (а как же тогда остальные? Были они
несолидными или их считали таковыми? Бедные незадачливые плясуньи!), а по
торжественным дням он выступал по радио с приятными общедоступными
комментариями, в которых была и доля критики, вызывавшая резкие жалобы со
стороны чувствительных, как мимоза, и ревнивых, как цыганка, партий.
Кетенхейве и Мергентхейм - кто они, друзья? Враги? Они и сами не могли
бы ответить на этот вопрос; вряд ли они были друзьями, никто из них не
сказал бы с гордостью школьника: мой друг Мергентхейм, мой лучший друг
Кетенхейве. Но иногда им хотелось встретиться, ведь они начинали как
коллеги в те времена, когда все могло еще сложиться иначе, и если бы
история пошла иным путем (конечно, этого нельзя себе представить), без
австрийского маньяка, без уродливого пробуждения нации, без злодеяний, без
кощунственного самовосхваления, без войны, смерти и разрушений, то, может
быть, Кетенхейве и Мергентхейм еще долгие годы работали бы вместе в той же
самой темной, окном во двор, комнате старой "Народной газеты" (Кетенхейве
хотел бы этого, но Мергентхейм едва ли); и может быть, вправду, ведь они
еще молоды, они думали бы, что у них одинаковые стремления и схожие
взгляды, что они друзья. Но тридцать третий год разделил их словно
пропастью. Кетенхейве, которого называли добродушным болваном, отправился
в изгнание, а Мергентхейм успешно вступил на путь сотрудничества и дошел
до должности главного редактора, или, как тогда говорили, главного
руководителя преобразованной газеты. Правда, потом "Народная газета",
несмотря на ее покорность и приспособленчество, из-за которых она
растеряла читателей, вынуждена была прекратить свое существование или ее
проглотил "трудовой фронт", точно не известно, но некоторое время она еще
продолжала выходить (название ее стало подзаголовком) под редакцией
какого-то нациста, а Мергентхейм уехал в Рим корреспондентом. Весьма
своевременно! Началась война, а в Риме можно было неплохо жить. Позднее на
севере Италии, в республике Муссолини, и для Мергентхейма, казалось,
наступило опасное время, отовсюду грозили пули эсэсовцев или пули
партизан, приближалась угроза плена, но и на этот раз Мергентхейм сумел
вовремя уехать и остался, таким образом, человеком с довольно приличной
репутацией, нужным и преуспевающий деятелем послевоенного
восстановительного периода. Кетенхейве всегда радовался, видя Мергентхейма
в его кабинете: до тех пор пока тот сидел за своим столом и не собирался
никуда уезжать, например корреспондентом в Вашингтон, Кетенхейве надеялся,
что государство в безопасности, а враг далеко.
Мергентхейм давно забыл Кетенхейве и когда узнал, что тот в Бонне, да
еще депутат, браконьер в его угодьях, то искренне удивился.
- А я думал, тебя уже нет в живых, - пролепетал он, когда Кетенхейве
впервые навестил его.
У Мергентхейма мелькнула мысль, что он попался и будет привлечен теперь