"Павел Ефимович Кодочигов. Так и было " - читать интересную книгу автора

ригой. Стены ее срублены из бревен, гумно тоже крепкое. Нары в четыре яруса.
Кладовщик провел Гришку в ригу, ткнул пальцем вверх:
- Во-он твое место, поближе к солнцу. Обед тебе сегодня не полагается,
а завтра будешь состоять на немецком довольствии, - показал крепкие зубы и
ушел.
Странный он был мужик: над собой, над Гришкой посмеивался и над немцами
тоже, но в меру, осторожненько.
Невеселые размышления новосела о лагерной жизни были прерваны окриками
караульных, топотом ног, многоголосым говором, а через минуту показалось,
что в гумно загнали табун лошадей и забили они, зацокали копытами по
деревянному настилу - на многих лагерниках были деревянные колодки. Ими и
отбивали дробь, согревая окоченевшие ноги. Чтобы не мешать прибывшим, Гришка
забрался на свое место, ощупал деревянное ложе из неошкуренных сосновых
подростков, спросил соседа:
- Кто это ползает тут?
- Вши, - равнодушно ответил парень, - не тараканы же.
Вши появились в деревне, как только кончились последние остатки мыла и
все исхудали до прозрачности. "На чистом и сытом теле им делать нечего, -
объяснила мать, - Они голодных любят, а на тех, кому в могилу скоро, сотнями
лезут, и ничем их не выведешь. Как и узнают, ума не приложу". Вши в семье
водились, но дома одежду прожаривали над костром или плитой, головы мыли
щелоком, в нем же кипятили белье, а здесь? Если они по нарам ползают, то
обирать их бесполезно, подумал Гришка. И другое тут же пришло в голову:
хорошо бы его укусила тифозная, он заболел и его бы отпустили домой.
Утром его разбудил голос охранника:
- Шнель! Шнель! - не очень утруждая горло, кричал он.
Гришка еще потягивался, а те, кто спал на нижних нарах, уже неслись к
выходу. С верхних спрыгивали друг на друга, ругались и тоже бежали к дверям.
Он задержался, и охранник огрел его палкой.
После построения и поверки завтракали. Кружка кипятка не обжигала губы.
Кусочек хлеба-эрзаца сглатывали на ходу. Сбор на работу тоже не затянулся, и
черная, разномастно одетая колонна, миновав лагерные ворота, потащилась на
дорогу, по которой вывозили раненых и шло снабжение фронта.
В первую зиму на чистку дорог гитлеровцы выгоняли население ближайших
деревень, но... пока соберешь этих неповоротливых русских, пока пригонишь,
куда надо, часы уходят. Укутанные в платки и шали, в одинаковых телогрейках
и шубейках, все они на одно лицо, и не поймешь, кто старается, а кто сам
бездельничает и других на то же сбивает.
Создали лагеря, и воцарился порядок. Разыскивать и собирать рабочих не
надо, никто не опоздает и раньше времени не убежит. Будет нужно - лагерь
можно и ночью поднять. Конвоиры всех "своих" знают в лицо, кого надо,
подгонят окриком или прикладом.
Прошедший накануне снег завалил дорогу, во многих местах образовались
заносы, и конвоиры торопились. Быстро разбили лагерников на партии, развели
по местам, и началось мучение. Много ли снега ухватишь железной лопатой?
Горстку. Выстроились во всю ширину дороги. Средние отгребали снег на
стороны, крайние выбрасывали за обочину, сталкивали заранее припасенными
досками.
Когда хорошо рассвело, раздался выстрел. Следом за ним - другой. Все
встрепенулись, но, увидев, что стреляет старый, с черной повязкой на левом