"Всеволод Анисимович Кочетов. Журбины " - читать интересную книгу автора

на сто раз стиранные и двадцать раз латанные Ядины платья. Он не гулял в
заграничных городах, не пил, не картежничал, как другие, - он выкраивал,
выгадывал из кочегарского жалованья каждую копейку, привозил дешевые
украшения и побрякушки и однажды собрался с силами, привез из Бомбея вещь,
действительно достойную королевны, - огромную кашемировую шаль. Шаль скрыла
все изъяны в Ядиных одеждах. Ядя ее очень любила и берегла.
В августе тысяча девятьсот четырнадцатого года Матвея призвали матросом
на флот. Он дважды тонул на подорванных немцами кораблях и оба раза так
упорно боролся за жизнь, что смерть не смогла его одолеть. Ядя была ему
маяком, на свет которого он выплывал из балтийских пучин. И когда, под
влиянием своих товарищей, матрос стал ходить в тайный кружок, где говорили о
том, какими путями пролетарий Матвей Журбин может завоевать хорошую жизнь,
он и там думал о своей Яде, для нее мечтал завоевать хорошую жизнь. Ему было
уже сорок с лишним, но он все не мог забыть того, как Ядя отказалась от
достатка, который сулил ей пан учитель, того, как доверчиво она,
семнадцатилетняя, покинув родной дом, проклятая родителями, отдала свои
первые чувства простому русскому солдату, как сидела годами возле его
изголовья; в ушах Матвея не умолкали ее нежные песенки.
Ударил выстрел "Авроры". Под пушечный гул высаживался Матвей Журбин на
берег возле Николаевского моста, под винтовочный и револьверный треск швырял
с мраморных дворцовых лестниц остервенелых юнкеров, носился по улицам
Петрограда, лежа на крыле ревущего грузовика. Личное - Ядя - постепенно
срасталось в его сердце с тем огромным, чем из края в край клокотала
восставшая Россия и что касалось без исключения каждого пролетария. Он и сам
не заметил, когда это срастание началось. С матросскими отрядами ходил он на
север, на Волгу, потом вернулся в Петроград, чтобы брать мятежный форт
Красную Горку.
Там, за Ораниенбаумом, в прибрежных лесах Матвей встретил сыновей -
Илью и Василия, с такими же, как и у него, ленточками на бескозырках:
"Балтийский флот". Все вместе, когда пали форты, пришли Журбины в свой дом.
Ядя лежала в тифу, она умирала. Не уберегли, не успели завоевать ей
хорошую жизнь.
Не нашлось досок для гроба. Обернул Матвей исхудалое тело жены, легкое,
утратившее привычную теплоту, в кашемировую шаль, на руках понес любимую в
последний раз. Ни Илье, ни Василию не доверил, нес один до самой могилы.
Забросал землей, сел возле - заплакал. Не стало светлого маяка, и
впереди все темно.
Утирали слезы и сыновья. Но нет, не так они любили свою мать, как он ее
любил, не могли так любить, молодые и эгоистичные. У них свои маяки, придет
час, зажгутся, а у него уже никогда, угас навеки.
И до того горько стало Матвею, до того жалко себя, одинокого,
бесприютного... Чувства эти достигли такого напряжения, что переросли в
злобу, в ярость на тех, кто не убрался вовремя с земли, кого еще надо было
громить и рушить, кидать через парапеты мраморных лестниц.
Он поднялся и пошел каменным, тяжелым шагом, с горем и ненавистью в
глазах под косматыми бровями. И еще долго шел - шел по Донбассу, по берегам
Черноморья, по Крыму... Шли своими путями и его сыновья, и вновь сошлись в
Петрограде. Но сыновья были уже не одни. Илья привел с собой из походов
маленькую ивановскую ткачиху Агашу, Агафью Карповну, Василий - Марийку,
Марью Гавриловну, дочку богатого тамбовского мужика. По-разному отнесся