"Федор Федорович Кнорре. Олимпия" - читать интересную книгу автора

наизусть, пока не доходят до самого главного - поездки в Крым. Это
совершенно особенное воспоминание.
Заболел гитарист Маслюков, и Ивана Сергеевича взяли в поездку вместо
него.
Они вместе были в Крыму, и главный режиссер Валентин Иванович сказал
ей: "Начинайте понемногу готовить партию Олимпии, я думаю, вы справитесь".
И она готовилась, разучивала. Она была совсем готова, и ее чуть-чуть не
выпустили дублершей, но в поездке было всем некогда, произошли какие-то
перемещения, откуда-то прислали Кантарскую, и пришлось ее ввести, потому
что по своей ставке и разряду она имела право на Олимпию... Потом началась
война, и петь приходилось больше всего в разъездных бригадах, в клубах на
концертах, потом умер режиссер Валентин Иванович. А после всего, когда
наладилась спокойная работа, Валерия, словно сойдя с самолета на бетонные
плиты дорожки, увидела в своем театре совсем других людей, услышала новые
голоса и поняла, что ее лучшее время, когда были силы и надежды, пускай
несбыточные, все осталось далеко, на том аэродроме, с которого начинался ее
путь и куда самолеты не возвращаются.
- Ах, если бы не умер Валентин Иванович. Какой это был художник! Я
записывала все его лекции об оперном искусстве. Даже все, что он говорил на
репетиции, помню наизусть! Я поделюсь всем, мне ведь не жалко, мне это
радостно. Я помогу Дине всем, чем можно. Ведь она не знает, что он говорил
про ее партию, а это так смело, так верно.
В субботу, минут за двадцать до назначенного часа, кулебяка, мисочки с
салатами, тонко нарезанная ветчина и тарелка с кусочками сыра, выложенными
узором, и масленка, полная особенным способом выделанных шариков масла, -
все скромно накрыто салфетками, и столик отодвинут в сторону, чтобы все это
не было похоже на вульгарные именины, альбом лежит под рукой на книжной
полке, но не с самого верху, а под небрежно брошенными сверху брошюрками.
Иван Сергеевич надевает перед зеркалом парадную белую рубашку. И тут
раздается звонок.
- Это она! - испуганно восклицает Иван Сергеевич. Подхватив на ходу
галстук, он бросается в коридор и едва успевает добежать до кухни.
- У вас коммунальная? - весело говорит, проходя мимо кухни, где жмется
к стене Иван Сергеевич, Дина Лузовая. - Я сама столько лет прожила в
коммунальной. А у вас пахнет уютно: пирогами! Это вы печете? Чудесно
пахнет!
Иван Сергеевич, крадучись, отправляется в ванную и там, вздернув
подбородок, тщательно, несколько раз переделывая, повязывает галстук.
- Я все думала-думала, к кому мне обратиться, и вот решила: только к
вам, и ни к кому другому. Как я раньше не додумалась? Никому я так не верю,
как вам! - оживленно говорит Дина, с любопытством осматриваясь в комнате. -
Какая у вас чистота!
- Чем уж я так заслужила ваше доверие? Чем я такая особенная? -
улыбаясь, спрашивает Валерия Александровна, усаживая гостью в кресло.
- Я ведь давно на вас смотрю-смотрю и никак не догадаюсь именно к вам
обратиться.
- Я тоже к вам присматриваюсь давно, - с радостью подхватывает Валерия
Александровна. - Да, странно бывает. Встречаешься долгое время с человеком,
и ничего... А потом вдруг оказывается, что ты всегда про него думал хорошее
и тебе хотелось с ним поговорить. А ты как-то стеснялся. А он тоже, может