"Федор Федорович Кнорре. Олимпия" - читать интересную книгу автора

- Я дома составлю списочек. Не надо ничего такого, но все-таки чтобы
было прилично. Как ты думаешь: торт?
- Ничего покупного! Торт она сама себе может купить. Надо домашнее...
Пирог, может быть?
- Не знаю... Это будет похоже на именины, будто уж очень обрадовались,
пирогов напекли, мещанство какое-то!
- Да, да. Хороший салатик. И что бы еще?
Они всю дорогу оживленно обсуждают, что надо купить и как приготовить,
увлекаются, радуются и вдруг испуганно вспоминают, что надо обязательно
выколотить во дворе ковер, прибить оторванную обивку кресла и что давно не
натирали пол.
В квартире, конечно, на другой же день, задолго до того, как Валерия
Александровна начинает печь кулебяку, а Иван Сергеевич без пальто, в старом
пиджаке, шапке и кашне отправляется на мороз выколачивать ковер,
догадываются, что они готовятся к приему гостей.
- Да ну, какие гости! - небрежно отмахивается Валерия Александровна. -
Так, одна сослуживица. У нас в театре работает. Диночка Лузовая. Может, вы
ее даже слышали когда-нибудь?
Тетю Аню вдруг осеняет:
- Это которая в тот вторник в телевизоре пела? Придет?.. Вы ее в гости
позвали?
- Да так, напросилась, приходится, видите, возня какая. Но вообще-то
ничего, она милая очень, у нас хорошие отношения!
В пятницу вечером, когда закуски уже куплены, а тесто подходит в
теплом месте на кухне, ковер выколочен, в кресло забито шесть гвоздиков
вместо тех трех, которые уже года два все собирались забить и все забывали,
они оба, успокоенные и усталые, усаживаются отдохнуть и еще разок подумать.
- Закуска - это вопрос гостеприимства. Я не совсем понял, почему Дине
(Иван Сергеевич уже многое простил Лузовой и за глаза зовет ее Диной) так
захотелось к тебе прийти, повидаться, поговорить.
- Я тоже не знаю, но тут и знать, собственно, нечего! Это так
естественно! Наверное, расспросить хочется. Как мы жили все годы, как
работали в театре. Ведь было столько интересного, трудного, захватывающего!
- Ну еще бы!.. Ты ведь покажешь ей альбом? По-моему, обязательно надо.
Иван Сергеевич достал из ящика завернутый в плотную бумагу альбом, в
который вклеены фотографии, афиши и узкие полоски газетных столбцов, где
были напечатаны отзывы о спектаклях, постановления о награждениях театра
почетными грамотами, список награжденных орденами и медалями работников.
Фамилии Валерии Александровны в списке нет: сначала она занимала
маленькое положение и была молода. Сейчас она занимает то же положение и
уже очень не молода, но она хранит список в альбоме, потому что гордится
им: ведь награждали ее театр!
На фотографиях, где толпится много народу и только двое-трое премьеров
стоят отдельно, протянув друг другу руки, ее совсем нельзя разглядеть. На
других видна ее голова из-за чьего-то плеча среди девушек в "Евгении
Онегине" и работниц в "Кармен".
Но для них эти фотографии полны глубокого смысла. Это запечатленные
документы ее участия в жизни театра. И на самых маленьких отпечатках видно
радостное, торжествующее выражение ее лица в дни премьер.
Они медленно листают альбом, напоминая друг другу то, что знают