"Федор Федорович Кнорре. Продается детская коляска" - читать интересную книгу автора

что-то смотрит: тот же мальчик опять только что сполз, так и не взобравшись
на тумбу, и мама резким голосом его окликнула, и он опять послушно побежал
на ее зов. Мальчик был чем-то жалкенький, очень маленький и как-то смешно
одет. Но он тотчас о нем снова позабыл.
Да, неудавшийся налет, не причинивший вреда объектам. Оптимисты пишут
отчеты. Все описания сражений и войн с самых Вавилонских, Ассирийских или
каких там времен? - неизменно пишут оптимисты - выжившие удачники,
выигравшие счастливый номер в лотерее. Обвинять их нельзя, они не виноваты,
им просто повезло. Один выигрывает стиральную машину, и, вероятно, ему
лотерея представляется недурной и даже справедливо устроенной шуткой.
Другие рвут свои пустые билеты...
Хорошо еще, что неудачники сражений и бесчисленных войн человеческих
молчат - не могут писать своих отчетов о случившемся! По некоторым не
зависящим от них причинам молчат! И так оно покойнее, а то, пожалуй, вот
эти, выжившие, не смогли бы покупать трюмо и продавать страусовые перья и
так безмятежно жмуриться, пригреваясь на солнышке!
Он заметил, что, стиснув зубы, с бессмысленной злобой почти вслух
бормочет, уставясь на людей, действительно пригревшихся на скамейке,
подставив лицо солнцу.
Машинально он снова начал закуривать и, всовывая сигарету в рот,
заметил - тьфу ты черт! - что опять криво усмехается, и сделал каменное
лицо. Конечно, каменное тоже не очень приятно выглядит, но хватит с них
этого, не нравится, пусть не смотрят.
Странно, что старая липа, стоявшая в соседнем дворе так близко, не
пострадала от взрыва и сейчас поднималась над стеной выше четвертого этажа
- пышная, точно целая маленькая рощица выросла на старом стволе. Сотни раз
он видел эту липу, всегда сверху, из окна четвертого этажа. Он помнил ее
зимними ночами, белую от снега, и в лунном свете, и теплой городской ночью,
когда не спится от того, что жаль заснуть, и слышно ее легкое шелестение
под окном.
Нет способа откручивать обратно ленту случившегося, - но хоть бы так
можно было: вот деньги эти, твердую пачку полученных на дорогу денег -
получить не сейчас, а ТОГДА! Тогда, когда их было у него так мало, и они
так много хорошего, столько радости приносили в дом, тем двоим. Если бы эту
пачку можно было бы отдать им тогда, эту ни на черта не нужную и такую
плотную пачку!.. Он вошел бы в комнату и швырнул ее, рассыпая по дивану, и
услышал бы два крика испуга, недоумения, радости...
Он схватился за папиросу и понял, что с лицом опять не в порядке: он
сидит, уставясь в одну точку, и начинает улыбаться, представляя себе диван,
восклицания, восторг, рассыпанные деньги. Нет, не стоит заглядываться на
эти листья, бессильно шелестящие в городском шуме...
На скамейке освободилось место, и он, бросив по дороге сразу три
окурка в урну, сел на скамейку и опять закурил. Теперь он увидел маму
мальчика, прежде он слышал только ее резко окликающей неутомимо пытающегося
вползти на поваленную тумбу сына.
Покачивая розовой плиссированной короткой юбкой, в голубой кофточке,
свежая, подтянутая, с розовым молодым и хорошеньким черствым лицом, она
прохаживалась взад и вперед по дорожке, позвякивая надетыми на палец
ключами от квартиры, всем видом показывая - у нее, на ней и в ее жизни все
в порядке, - вот она вышла погулять из своей квартиры, даже косынки на