"Федор Федорович Кнорре. Продается детская коляска" - читать интересную книгу автора

голову не накинув, чувствуя себя в этом скверике, как дона.
Поворачиваясь в конце дорожки, она мельком взглядывала на сына и,
заметив, что он опять с безнадежным упорством карабкается на тумбу,
негромко, своим резким голосом его окликала и шла дальше, равномерно
покачивая розовой юбкой, уверенная, что он уже подбежал "к ноге", как
собачонка. И он действительно безропотно подбегал.
Мальчик был как раз такого роста, что, стоя с ним рядом, взрослому
человеку достаточно было бы согнуть в локте руку, чтоб положить ладонь ему
на голову. Рядом со своей розово-голубой, во всем новом, свеже отглаженной
блондинкой мамой он выглядел очень поношенным, сереньким маленьким
мальчиком. На нем было долгополое, узкое пальто, застегнутое на все
пуговицы, и из-под полы этого стариковского пальто едва виднелись совсем
маленькие ножки, обутые в мягкие тапочки, и эти ножки находились в
непрерывном движении - они все время равномерно и без остановки бежали
мелкими шажками. Под шапочкой, пузырем нахлобученной до бровей, виднелось
подпертое жестким воротником серое, озабоченное личико.
Как только мама его окликала, он мгновенно поворачивался и, оставив в
покое тумбу, беспрекословно бежал на ее зов, мелко перебирая ножками,
прямой как столбик в своем длинном пальто, уронив руки по швам, -
необыкновенно похожий на механического игрушечного человечка в твердом
жестяном пальто, под которым бегут, мелькая с равномерным жужжанием,
заводные ножки.
Но едва мама переставала за ним следить, тапочки поворачивались
носками в обратную сторону, точно не могли остановиться, опять торопливо
мелькали между полой пальто и землей дорожки и несли мальчика к тумбе,
высунувшейся из песчаной кучи. Прибежав, мальчик валился на тумбу животом,
ножки переставали на минуту бежать, одно колено сгибалось, и он беспомощно
и неуклюже ерзал коленом по шершавому камню, стараясь оторваться от земли.
На мгновение он даже повисал в неустойчивом равновесии, но неизбежно
сползал обратно. И тотчас тапочки начинали бежать и несли его назад, к
маме.
Да, уж эта была где-нибудь в соседнем доме в тот день, когда упала
бомба, и теперь вот прохаживается, покачивая бедрами, позвякивая ключами,
непоколебимо убежденная, что все так у нее и должно быть - в полном
порядке, что все несчастья и страданья мира не для таких, как она, принимая
все как должное - и голубое весеннее небо над головой, и модную прическу, и
маленького сына, и свою молодость, и смазливое личико, и то, что квартира
досталась ей не в ТОМ доме, а в соседнем.
Верхние мелкие веточки липы покачивались в ясном небе, и где-то в
вышине шел, оставляя снежный, рыхлый след, почти невидимый самолет. И
сейчас же еще одна мечта плеснула перед глазами, заслонив сквер, день и
город. Он не был летчиком, но вот он в кабине самолета, ночного
истребителя, в пасмурном небе над городом... тогда... в тот год, в тот
вечер и в ту минуту, когда тот еще не успел сбросить бомбу, он бросает в
пике свой самолет и с торжеством слышит треск разрываемого, ломающегося при
столкновении металла, зная, что все дома внизу, в спящем городе, встретят
завтрашний восход! Выйдут из этой ночи целыми, нетронутыми, как корабли из
благополучного плаванья...
Розово-голубая мама не глядя взяла мальчика за руку и пошла к выходу,
и он по-прежнему покорно бежал мелкими торопливыми шажками рядом с ее