"Федор Федорович Кнорре. Одна жизнь" - читать интересную книгу автора - Вы про какие? У табельной? Светящиеся, с керосиновой лампочкой?
- Именно, с керосиновой. Таких вторых не найдешь. До чего экономный мужчина был этот Кох. Нате вам бумагу, пишите заявление, что просите принять вас вольнонаемной на работу в штаб. Военком опять начал писать. Леля, стараясь как можно лучше, написала и подчеркнула слово "убедительно" в конце. - Грамотно пишете, - сказал военком. - Это оставьте, а Пономарев вам покажет, как сочиняют канцелярские поэмы в прозе по всей форме... Нисветаев! Ко мне Пономарева. Через минуту, обдергивая на себе гимнастерку, втянув от усердия живот, явился и замер перед военкомом усатый, с промасленными волосами делопроизводитель Пономарев. - Как дела у Саши? - спросил Невский. Пономарев злобно встопорщил усы, собираясь выругаться, и запнулся. - Давай - одним словом! - Хуже некуда. - Ладно. Вот товарищ Истомина. Хорошо грамотная. Давать ей машинку и бумагу, когда спросит. Подучится, мы ее зачислим. Когда Леля вышла снова на солнцепек пыльной площади, она оглянулась на львов и часового у лестницы с новым, радостным чувством. Она теперь уже не совсем чужая в этом доме. А на машинке она выучится так, что они только ахнут!.. Поздним вечером, после спектакля, на мансарде в комнате баяниста Семечкина густой бас пропел: "Милей родного бра-а-а-а-та блоха ему была!.." Леля узнала приятный надтреснутый голос Кастровского. - Если желательно репетировать песенку барабанщика - пожалуйста, готов соответствовать! Когда Леля нерешительно вошла, Кастровский встал и низко поклонился ей, помахав рукой, точно стряхивая полями шляпы пыль со своих сапог. Обычно он с ней еле здоровался, и она сразу поняла, что он порядочно выпил. Вероятно, у Лели было очень недоуменное лицо, потому что он извиняющимся тоном поспешил пояснить: - Немножко бургундского. Кельк-шоз пур буар! Это ничего. Не покидайте, побудьте с нами немного. Семечкин все повторял, что, пожалуйста, он может соответствовать в любой момент, и хватался за баян. - Не можешь ты соответствовать, - властно останавливал его Кастровский. - Пошляку Гусынину ты можешь, a ей - нет. Понял? Сиди... Он пододвинул Леле стул, и она нехотя присела. - Не брезгуйте нашим обществом, юное существо. Мы, может быть, погибшие, но мы безвредные созданья! Я просто человек, которого господь бог сотворил во вред самому себе. Так любил, бывало, говаривать обо мне Шекспир... - Спой еще, я саккомпанирую, - молитвенно складывая руки, просил Семечкин. - Голос-то у тебя, а? - Был в свое время голос. Но пропит. Налей. - Я лучше пойду! - сказала Леля. - Не будем! - испугался Кастровский. - Хватит бургундского! Кстати, ужасно разит денатуратом. |
|
|