"Федор Федорович Кнорре. Одна жизнь" - читать интересную книгу автора

начала подниматься по лестнице.
Никто ее не остановил, и она оказалась в длинном коридоре с маленькими
сводчатыми окнами, проделанными в толстых стенах. Окна эти не открывались,
должно быть, много лет, и подоконники были усеяны мертвыми мухами. Пахло
казармой и плавленым сургучом.
За открытой дверью она увидела большую комнату, где, склонившись над
испачканными чернилами столами, писали переписчик и девушка в гимнастерке,
оттопыривающейся на груди, одним пальцем тыкала в клавиши пишущей машинки.
Расспрашивая встречных солдат, она добралась до двери комнаты военкома
Невского. Дальше ее не пустили. Немного погодя к ней подлетел какой-то
щеголеватый военный, мальчишка, и представился: "Дежурный Нисветаев".
Леле почему-то казалось, что ей нужно говорить только с тем самым
военкомом Невским, который приходил знакомиться с их труппой. Она так и
сказала. Нисветаев снисходительно начал объяснять, что военком занят, как
вдруг, приятно улыбнувшись, сказал: "А-а, что-то знакомое. Из театра?
Сейчас попробуем!"
Какие-то военные, сердито переговариваясь, вышли в коридор. Нисветаев,
приоткрыв дверь, нырнул в кабинет и через минуту, выглянув оттуда, кивнул,
приглашая ее входить.
Военком, сидя боком у стола, как он сидел, вероятно, ко время только
что кончившегося совещания, что-то очень быстро писал, прикусив губу.
Он на минутку поднял глаза на Лелю, кивнул и, проговорив: "Ну, ну,
говорите, говорите, слушаю!", продолжал быстро писать.
- У меня к вам просьба, - сказала Леля. - Можно меня куда-нибудь
устроить на фронт?.. Ну, не обязательно сразу, но вообще в Красную Армию...
Если можно, то пожалуйста...
- Пожалуйста... - сквозь зубы повторил комиссар, продолжая писать. -
Пожалуйста... А что ж театр? Надоело?
- Долго рассказывать. И я сама не гожусь для этого дела.
- Надоело... - опять рассеянно повторил военком. - Это хорошо...
значит, надоело... - Он небрежно поставил подпись и протянул бумагу
Нисветаеву. - С ординарцем, аллюр три креста, пять кавалеристов в охрану. В
случае чего - уничтожить.
- Разрешите мне самому? - весь загоревшись, умоляюще сказал Нисветаев.
- Сиди, - сказал Невский, и Нисветаев с надутым видом ушел.
- А почему вдруг надоело? - как ни в чем не бывало обратился к Леле
военком, подтягивая к себе новый лист бумаги. - Вы что, против скоморошьего
действа или как?
- Да нет. Пускай. А я не хочу! - отчаянно выпалила Леля. - Не хочу
ничего. Ни скоморохов, ни "Бедность не порок"... Я вас очень прошу.
- Учились, работали?
- Три года на швейной фабрике. Ну не три, почти три года.
- Да ну, на какой?
- Форонин и Кох. В Петрограде.
- Слышал. А кто у вас там новый директор?
- Директор старый остался. Мы не против были. Да теперь и фабрику
закрыли.
- А кто там у вас в фабкоме председатель?
- Да вы что, не верите? - усмехнулась Леля. - Ну, Ксения Касьяновна.
- А часы как? Ходят еще?