"Федор Федорович Кнорре. Жена полковника " - читать интересную книгу автора

держала в руках.
- Н-нет, конечно, какая тут разница, - ответила Шура, чувствуя, что у
нее начинает пересыхать во рту, - но вчера говорили в десять... а около
десяти ко мне муж может зайти на минутку... А так что же выйдет? Выйдет,
что я его не увижу.
- Вот и славно, что не увидите. Будете меньше волноваться.
- Это пустяки, не буду я волноваться. Я не капризничаю, доктор, но как
же будет? Он придет и уже не застанет меня здесь.
- Ну, что ж такого? Полковник придет, а мы ему сейчас отрапортуем:
"Разрешите доложить, все готово и в полном порядке".
Он засмеялся, похлопывая Шуру ладонью по колену и в то же время
озабоченно оглядываясь по сторонам.
- Правда? - с сомнением переспросила Шура, стараясь поймать его
взгляд. - Он приедет, а вы ему скажете, что все готово? Вы сами выйдете,
чтоб он не беспокоился?
- Ну, голубушка, ну, конечно же я выйду и отрапортую все как следует
быть. Так как же? Давайте? Прямо вот таким образом, а?
- Хорошо, доктор, - сказала Шура, - давайте.
- Вот и отлично! - обрадованно воскликнул доктор и, тотчас же позабыв
про Шуру и перестав обращать на нее внимание, с озабоченным видом пересел
на другую кровать.
Шуру переложили на носилки, и санитарка в белом халате и белой повязке
повезла ее в коридор. Соседка с желтым лицом, вся подавшись вперед, жадно,
молча смотрела ей вслед. В последнюю минуту Шура успела со стороны увидеть
свою оставленную постель и ночной столик, и у нее сжалось сердце от
расставанья с этим получужим углом, к которому она, оказывается, успела
привыкнуть за эти несколько дней и который ей было страшно и жалко
покидать. Ей казалось, что все-таки это тоже немножко ее "дом". Тут стояли
ее цветы в стакане, в тумбочке был одеколон, вышитая домашняя салфетка,
гребенка и две книжки. Тут она спала и просыпалась, сюда приходил к ней
муж, улыбался и беспомощно держал ее руки, такой нелепый в белом халате, из
рукавов которого далеко вылезали его большие руки. Теперь здесь было пусто,
даже одеяла не было. Осталась только пролежанная ямка на тюфяке и смятая
простыня.
Операционная была полна белого света. Окна, - или, точнее, стеклянная
стена, - были только снизу до половины из матового стекла, а дальше стекла
были обыкновенные, и Шуре были видны ветки деревьев и недостроенная стена
из белого кирпича. Хотя было совсем светло, горело электричество. Шура
лежала на чем-то жестком и, не поворачивая головы, ожидала, когда с ней
начнут что-нибудь делать.
Из угла доносилось бульканье и легкое металлическое звяканье, как
будто выкладывали ножи или ложки после мытья на медный поднос.
- Что это у вас? - спросил Шуру профессор.
Шура виновато разжала наполовину руку и все-таки не выпустила того,
что держала.
- Зачем вам часы? Вы их положите, они не пропадут...
- Я знаю, профессор, это совсем не потому... Пожалуйста... возьмите...
Она разжала нехотя и протянула ему руку, ладонью вверх.
- Соня, возьмите, - сказал профессор, не прикасаясь к часам.
Часы унесли.