"Федор Федорович Кнорре. Жена полковника " - читать интересную книгу автора

потребовал, чтобы она сама всем разлила чай, и выпил стаканов восемь, не
уставая восторгаться тем, что наконец-то довелось попить чайку в настоящей
"домашней обстановке".
У Шуры слипались глаза. Ей было как никогда тепло и уютно, немного
кружилась голова от света и шума. Она полудремала в кресле, не выпуская из
рук ладони мужа...
Прощались поздно. Кастровский провозгласил последний тост, закончив
его словами:
- "Мы увидим еще небо в алмазах!"
А полковник Канониров с силой воскликнул:
- Вот это совершенно точно! - и, бросив взгляд на усталое лицо Шуры,
собрался уходить, на ходу оглядываясь и махая рукой.
Остальные тоже на цыпочках поспешно ушли, осторожно притворив за собой
дверь.
Шура сонно помахала им вслед, улыбаясь, и немного погодя что-то
невнятно пробормотала, продолжая улыбаться.
- Ты что? - спросил ее муж.
Она показала на столик, где уже успела постелить домашнюю салфеточку
из чемодана. На салфеточке лежали несколько шпилек, круглое зеркальце,
коробка папирос, около маленького флакончика духов тикали снятые с руки
крупные мужские часы полковника.
- Вот у лас с тобой опять есть свой дом. Да?.. Тут наш дом. Правда?


На другой день к Шуре пришел пожилой и весьма раздраженный на вид
профессор.
Он долго отряхивал от мокрого снега в прихожей меховую шапку. Затем,
войдя в комнату, бегло поздоровался и, почти не обращая внимания на Шуру,
стал, недовольно хмурясь и отдуваясь, вытирать платком мокрую бороду.
- На улице снег мокрый идет? - виновато спросила Шура, чувствуя себя
неловко, что вызвала по пустякам такого озабоченного и сердитого человека.
- Да уж, - неодобрительно и даже укоризненно сказал профессор, как
будто снег шел только по дороге в их комнату и во всея этой мокроте
виноваты были только Шура с мужем.
Профессор, продолжая заниматься своей бородой, прошелся по комнате,
придирчиво-недоверчиво потрогал трубы парового отопления и, щуря один глаз
и заложив руки за спину, критически стал разглядывать плохонькую картину,
висевшую над диваном, и, только положив платок обратно в карман, как будто
вспомнил, зачем он сюда пришел, сел на кровать рядом с Шурой, взял ее за
кисть и спросил: "Ну, что там у нас?" - тоном, ясно показывавшим, что
ничего такого достойного внимания "у нас" и быть не может, и, уже начав
осматривать Шуру, еще раз мстительно покосился на картину:
- Подгуляла, подгуляла перспектива... определенно подгуляла...
Через минуту он сказал:
- Ну, что ж! - с таким выражением, как будто хотел сказать: "Вот
видите, я же вас предупреждал". - Придется полежать.
- Ой, профессор, неужели совсем лежать? Весь день? - горестно
воскликнула Шура. - Как раз сейчас будет так обидно лежать.
- Весь день, - машинально повторил профессор, внимательно ощупывая ей
живот и щурясь при этом с неодобрением, - так... весь день...