"Сергей Антонович Клычков. Князь мира (Роман) " - читать интересную книгу автора

верь, -- спокойно сказала Марья, пришедши в себя с глазу на глаз с солдатом.
-- Ладно... жена, говорится, мужу: хватит и ему же!.. Пойдём в избу, да
становь самовар! Экое дело! Память отшибло!
Марья отперла дверь и покорно вошла в сени, не нашедшись ответить.
Солдат подхватил её под локоток в сенной темноте и прошептал на ушко:
-- Промеж прочим, дай вам, бабам, только потачку!.. Ишь, глаза-то у тебя
как волчьи ягоды -- несытые! Ну, ладно... не буду, смотри не шарнись
затылком о притолку!
В темноте горели у Марьиного уха два уголька, но она их не видала.


ВОЛШЕБНАЯ ЛУЧИНКА

Вошли они в избу, в избе ничего, чистенько, только по середине матица
лопнула и потолок выгнулся, как верблюд в пустыне, и половицы под ногой
словно живые.
Марья бросилась к печке, а солдат степенно помолился щепотью на образ
Миколы в углу, осмотрел всё хозяйским глазком и -- на полати:
-- Я малость, Марья, с похода сосну!
-- Мигом, Михайлушка, алялюшки будут готовы! -- пропела Марья из-за
печки, глаз у неё разбежался и в грудях от удивления спёрлось: не месила, не
квасила, когда из дома уходила, а из квашни, гляди, тесто лезет через края
на залавок!
Сунулась Марья на полку, заспешивши, чтобы тесто совсем не
перепузырилось, глядит: в маслёнке свежее масло, было только с пёрушка
побрызгать, чтобы края у хлебов к плошкам не припекались, а тут так и течёт
слеза за слезой по глиняной кромке...
Глянула подальше: э-э, сметаны горшок, свиной бок торчит с нагульным
салом, а в самом углу уставилась на Марью палёная баранья голова стеклянным
глазом, с не отбитыми ещё рогами, завёрнутыми в три поворота, то-то --
баран!
Смекай: значит -- студень!
"А должно, что недаром люди прозвали Михайлу Святой, -- думает Марья в
своей простоте, -- всего и мяса-то было в дому, что вошки да блошки, а тут
ишь -- полны все плошки!"
Не взглянула Марья на радости на образ Миколы, всегда он сам, бывало,
раньше смотрит к Марье за печку, тихий тоже вроде Михайлы, глаза в чаду да
зимней темноте тоже ослепли, лик по местам тоже облупился и покрыт густым
слоем сажи, а всё же его разберёшь, смотрит за печку и словно спросить Марью
хочет:
-- А хороши ли вышли сёдни, Марьюшка, хлебы?..
А сейчас ни глаз тихих, ни блаженной улыбки не заметно, отвернулся к
стене, где сколько лет паутина дожидается пожара, в углу же темно, низкие
окна, и лампадку сколько времени не зажигали, -- да и в глазах у Марьи не
угодничий лик, а баранья палёная морда с такими рогами, что редкость,
спросить же Михайлу Марья боится, потому что съестное не мужицкое дело, да и
с полатей в это время скрипнуло, и солдат сердито окрикнул:
-- Поворачивайся, Марья... у нас чтобы раз-раз, и готово!
-- Живой рукой, Михайлушка! -- ещё ласковее ответила баба.
-- То-то, баба, смотри: жена ты мне али нет?..