"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Четвертая жертва сирени " - читать интересную книгу автора

должности, я действительно услышал. А как она работала? Как к ней относились
вы и другие служащие? Какого мнения были о ней покупатели?
- Елена Пересветова была у нас на хорошем счету. - Лицо Матвея Косьмича
потеплело. - Она давно хотела места в нашем магазине, и, как только место
освободилось, господин управляющий тут же принял ее. Ваша дочь хорошо
разбиралась в книгах, господин Ильин, умела рассказать о них покупателям
любых сословий и званий и относилась к своей работе со всем тщанием. Могу
вас заверить, что никаких нареканий на нее не было.
Я мог бы даже улыбнуться, заслышав добрые слова, сказанные о моей
Аленушке, но улыбка никак не хотела складываться. Все, что говорил старший
приказчик, произносилось в прошедшем времени, и это прошедшее время резало
мою душу как ножом. Разбиралась... Умела... Относилась... Господи
милосердный! Аленушка моя, где же ты? Здорова ли? Жи... Нет, эти слова я
даже мысленно не мог произнести!
- Скажите, пожалуйста, господин Ослябьев, а Евгений Александрович
Пересветов не появлялся ли в магазине? - вдруг спросил Владимир.
- Как же ему не появляться? - оживился старший приказчик. Медовость
вернулась на его лицо, изрядно потеснив уксус с лимоном. - Появлялся, и
весьма часто. Очень, очень, очень благовоспитанный господин. Причем с
немалым интересом к книгам. Всегда спрашивал о новинках и каждый раз
чтонибудь да покупал. Но приходил он первым делом, разумеется, не за
книгами. Евгений Александрович чрезвычайно, просто чрезвычайно заботился о
своей жене. Поверьте, мне, человеку немолодому и воспитанному в старых
правилах, было очень приятно созерцать это трогательное супружеское
попечение. Господин Пересветов всегда появлялся в конце дня, чтобы
сопроводить Елену домой. Конечно, сие происходило не каждый день, но часто,
зело часто. Если учесть, что он человек весьма занятой, можно только
удивляться столь умелому распоряжению своим временем. Да, господа, стоит
только порадоваться, что в наше время находятся столь преданные супружескому
долгу мужи.
В словах Матвея Косьмича звучало искреннее уважение. Муж моей дочери
открылся передо мной новой стороной, и я даже несколько растерялся, не зная,
что еще спросить и как возобновить разговор об Аленушке.
Но Ульянов, похоже, моих мыслей не разделял.
- Так-так-так... - привычно пробормотал он. - Говорите, непременно в
конце дня. Что же он в тот день-то не явился? Не знаете?
- Откуда же мне знать? - Старший приказчик удивленно развел руками. -
Дела семейные, знаете ли. Может, заболел он. А может... - Тут он нахмурился
и, поколебавшись, сказал: - Мне, господа, показалось, что будто бы Елена
Николаевна была в тот день печальна. Вернее, не печальна, а расстроена. И,
знаете ли, глаза были красные... - Матвей Косьмич увидел изменившееся
выражение моего лица и поспешил отступить: - Нет-нет, я в этом вовсе не
уверен, сударь мой, может, и показалось... - Он снова подошел к своему
столу. - Прошу меня извинить, господа. Я должен вернуться к делам. Торговля
книгами взыскует учета, а учет требует бумажной, как сказали бы многие,
канители. Однако же для истинного книгопродавца и опытного делопроизводителя
даже бумажная рутина оборачивается возвышающей душу музыкой.
Я хотел было повернуться, чтобы покинуть контору старшего приказчика,
но Владимир удержал меня.
- И все же о том прискорбном случае... - Он начал фразу и намеренно не