"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Четвертая жертва сирени " - читать интересную книгу автора

- Ничего не понимаю, - пораженно сказал я. - Какие-то опечатки... На
коленях... уканавших... Soyez bienvenue!.. Что за шарада?...
- Именно что шарада, - подхватил Владимир. - Обратите внимание, здесь
есть еще какие-то галочки и отчеркивания. И никаких указаний на то, из какой
книги взята эта страница.
Я перевернул листок. Оборотная сторона была совершенно чистой.
- Ничего не понимаю, - повторил я.
- Да, мистерия, - согласился Владимир. - И вот еще что, - добавил он. -
Страница эта мистериозная не вырвана из книги, а вырезана. Именно вырезана,
причем очень аккуратно и весьма острым лезвием.

- Что, по-вашему, это может означать?
- Пока не знаю, - ответил Ульянов, пожав плечами. Он взял у меня
листок, аккуратно сложил его и снова засунул в карман. - Ясно лишь одно: эта
страничка - какой-то ключ. Причем важный, недаром ее спрятали в портрет. И
не чей-нибудь, а Чернышевского. Но пока мы не найдем, из какой книги эту
страницу вырезали, мы ни на йоту не приблизимся к разгадке тайны. Так-то
вот...
Я ни слова не ответил Владимиру. Угольки надежды, ранее уже угасшие,
теперь и вовсе покрылись толстым слоем холодного пепла. Я прекрасно отдавал
себе отчет, что найти безымянную книгу по вырезанной из нее страничке, не
имеющей каких-либо распознавательных знаков, - задача куда посложнее, чем
отыскать пресловутую иглу в пресловутом стоге сена. Книг на свете десятки
тысяч, может быть, даже сотни тысяч... С какого конца подступить к сей
проблеме - я просто-таки категорически не знал. Моего ума здесь явно было
недостаточно...
Вдруг Владимир хлопнул себя по лбу.
- Куда же это мы идем? Я совершенно механически выбрал дорогу, а ведь у
нас была конкретная цель. Надо же! Пружинка - дзень, и сломалась! - Он
непринужденно рассмеялся. - Мы с вами, Николай Афанасьевич, полагали
навернуться к господину Хардину. Это обязательно. Но сейчас, после того, что
мы услышали от господина Пересветова, думаю, нам всенепременно следует
посетить книжную лавку Сперанского. Вот туда мы сейчас и пойдем, это совсем
близко. А к Андрею Николаевичу уж потом.
Мы повернули назад и снова направились к Заводской улице.
Я шел и ловил себя на том, что мысли так и прыгают в голове, причем
вместо одной, какой-нибудь дельной, вдруг абцугом выскакивает совершенно
неожиданная, нисколько в данный момент не обязательная. Шарада...
Опечатки... Насилие и террор... Террор и насилие... Листок из книги... Лавка
Сперанского... Внезапно пришло мне на ум, что вот жил-был отставной поручик
Сперанский и вдруг взял да сноровил книжный магазин, а потом к нему еще и
библиотеку добавил. И эта книжная лавка с библиотекой уже полтора десятка
лет как благоденствуют. А ведь я, отставной подпоручик, тоже мог бы,
наверное, книжный магазин учинить. Дело благородное, старательное,
просвещению способствующее, и дочь моя со мною работала бы. Эх... Нет у меня
книжной лавки, и, видимое дело, уже никогда не будет, а дочь моя вообще
неизвестно где. Вот ведь беда неизбывная! Любая, даже самая отвлеченная
мысль непременно возвращала меня к моей Аленушке...
Мы свернули на Заводскую и через несколько минут действительно
оказались у магазина, обозначенного вывеской: "Книжная лавка А. Н.