"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Четвертая жертва сирени " - читать интересную книгу автора

- Видите ли, - сказал он негромко. - Как я уже говорил, накануне этого
ужасного происшествия мы с Еленой повздорили...
- Да, я уже слышал, - нетерпеливо перебил его Владимир.
- Дело в том, - все тем же негромким голосом продолжил Евгений
Александрович, - что, боюсь, у господина Марченко появилась странная теория.
Она основывается... м-м... на некотором внешнем сходстве между мною и
убитым. Действительно, мы были одного роста. И цвет волос схожий, да,
схожий... Словом, господин судебный следователь полагает, что Елена хотела
убить меня.
При этих словах мы оцепенели.
Евгений Александрович поднял голову и поочередно окинул нас тяжелым
взглядом. Очень неприятно улыбнулся - так, что улыбка его обернулась скорее
оскалом.
- Дзень, и сломалась! - выпалил он. А потом обычным скучным голосом
повторил: - Да-да, Николай Афанасьевич. Меня.

ГЛАВА ПЯТАЯ,

в которой я знакомлюсь с отставным полицейским
Выйдя от Пересветова, мы довольно долго шли молча по Саратовской улице.
Пересекли Заводскую. Наконец я не выдержал и остановился.
- Володя! - воскликнул я. - Долго ли вы будете томить меня? Что за
бумагу вы нашли в портрете Чернышевского? Я же видел, что вы удивились, а
потом очень быстро ее спрятали. Скажите, это прокламация? Можете смело
говорить мне, я выдержу. Прокламация, да? Воззвание к социальному
перевороту? Страница из какой-нибудь запрещенной книги?
Некоторое время Владимир шел молча. Я совсем уж расстроился - значит,
угадал. Но тут он резко остановился и повернулся ко мне. Похоже, занятый
своими мыслями, он не сразу вник в смысл моего вопроса.
Я тоже остановился. Лицо моего спутника обрело гневно-возмущенное
выражение. И уже это принесло мне несказанное облегчение - до того еще, как
он заговорил.
- Да что это вам в голову взбрело, Николай Афанасьевич?! - Он даже
рукой махнул, словно отгонял назойливую муху. - Прокламация, переворот...
Совершенно несвойственные вам слова - и из ваших уст! Если уж говорить о
политике, то России нужно идти совсем другим путем, не путем кровавых
переворотов, насилия и террора, а путем социальных реформ и экономических
преобразований. Я об этом много думаю последнее время... Да что последнее
время!.. Еще когда брата Сашу казнили, я маменьке то же самое говорил! - Тут
молодой мой друг запнулся на миг и даже как будто смутился. - Ох, извините
великодушно... Ведь зарекался я о брате заговаривать с посторонними. Вы,
Николай Афанасьевич, явное дело, не посторонний мне человек, но все же... В
общем, знайте: бумага, найденная мною в портрете, вовсе никакого отношения к
политике не имеет, хотя и заслонял ее собою Николай Гаврилович Чернышевский.
Удивился же я потому, что бумага эта действительно очень загадочная. Вот,
извольте взглянуть.
Ульянов вытащил из внутреннего кармана пиджака листок, развернул его и
поднес к моим глазам.
Теперь настала моя очередь удивляться. Это был... список опечаток из
какой-то книги.