"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Четвертая жертва сирени " - читать интересную книгу автора

или, скажем, выгнать на ять - голубей гонять, а то и сверзнуть. А можно -
взъефантулить, то есть устроить такую головомойку, что слабого человека того
гляди обнесет. Однако же граф никакой взъефантулки не учинил, мы с ним
счастливейшим образом поладили и некоторое время весьма свойски беседовали.
Да и само то дело... Там с самого начала все было ясно: вот виновник, вот
жертва, вот орудие покушения, вот мотивы - ревность, оскорбленное самолюбие
и все такое. А случаются дела, когда ничего не понятно - ни что, ни где, ни
когда, - и пусть старший председатель палаты хоть Видока пригласит, ничего
не получится. Скажем, два с половиной года назад... Вы должны были читать,
казанские газеты об этом много писали... В общем, в ноябре 1887 года пропал
некто Новиков, агент Нижне-Самарского земельного банка. А вместе с ним
исчезли двенадцать тысяч рублей. Пропал - и как в воду канул. Мне поручили
доставить его в суд. А где прикажете искать? В какие чуланы заглядывать? Под
какими половиками смотреть? Может, он уже за границей давно. До сих пор ни
следа - ни этого агента, ни денег, ни-че-го... Дело не закрыто, а судебный
следователь как был в потемках два с половиной года назад, так и остается в
них по сей день. И я вместе с ним...

Подали чай. Господин Ивлев предложил наперед освежиться. Я с
удовольствием согласился. Мы вышли из буфета и прошли на корму. Оркестранты
давно уже разошлись. Вечерняя прохлада и речные звуки - плеск волжских
струй, шум пароходной машины, шорох плиц, перебирающих воду под бортами, -
доставляли мне несказанное удовольствие. Некоторое время мы стояли молча,
держась за поручни и подставив лица свежему ветру. Вот-вот пароход должен
был подойти к Сенгилею.
Неожиданно Ивлева окликнули. Повернувшись, я увидел, что к моему новому
знакомцу приблизился некто, кого я принял за матроса.
- Ваше степенство, - учтиво обратился он к Сергею Владимировичу, - не
угостите ли папироскою?
Когда мой новый знакомец полез в карман за портсигаром, матрос
поклонился и сказал:
- Благодарствуйте. Премного обязан-с...
Ивлев протянул ему папиросу. Учтивый матрос вновь поклонился и, как мне
показалось, в свою очередь потянулся к папироске, но вдруг внимательно
посмотрел на Сергея Владимировича, разинул рот, отдернул руку и
быстро-быстро отошел в сторону, так что я даже не успел увидеть, куда именно
он направился. Господин же Ивлев как-то странно замер в неподвижности. Рука
его с папиросой нелепо повисла в воздухе. "Что с вами?" - хотел было
спросить я и даже открыл рот, но в это самое мгновенье ноги Ивлева словно
подкосились, и он тяжко осел на палубу, запрокинув голову и раскинув руки.
Папироса выпала из пальцев судебного пристава и покатилась по палубе.
От неожиданности я остолбенел. Лишь услышав чьи-то голоса, опомнился и
позвал на помощь. Появившийся в числе первых пароходный врач, осмотрев
упавшего, со вздохом сообщил, что господин Ивлев скончался. Причина, по всей
видимости, - внезапный сердечный приступ.
Возле тела столпилось несколько пассажиров и матросов, но, сколько я ни
озирался, найти того, кто подошел к Ивлеву перед самым несчастьем, мне не
удалось. Видимо, матрос был настолько поражен внезапной кончиной незнакомого
человека, что не желал более приближаться к нему. По-человечески это было
мне вполне понятно. Я и сам захотел как можно скорее оказаться в своей