"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Четвертая жертва сирени " - читать интересную книгу автора

Вскоре после Богородска зазвонил колокол. Прислуга созывала пассажиров
на обед. На всех меркурьевских пароходах общий обед подается обязательно в
три часа. Можно, конечно, попросить еду раньше или позже и даже вкушать пищу
не за общим столом, а за отдельным, но тогда обед будет стоить полтора рубля
против обычных девяноста копеек.
Настроение мое было настолько мизантропическим, что я пренебрег
соображениями экономии и, войдя в буфет, попросил отдельного от всех
размещения. Предупредительный официант провел меня к круглому столику,
покрытому накрахмаленною до хруста скатертью и расположенному в дальнем от
входа углу. Сам официант тоже менее всего походил на трактирного полового -
это был настоящий морской волк с пышными усами и бакенбардами, обряженный в
белоснежный китель с золотистыми пуговицами. Я попросил рядовой обед из пяти
блюд, а к нему еще и рябиновки.
Настойка оказалась, конечно, похуже моей, но была тем не менее вполне
употребительной. Обед же качеством своим вполне утешил меня, примирив и с
чрезмерно шумным оркестром, громыханье которого здесь, в буфете, слышалось
еще сильнее, нежели в каюте, и даже с одинаковым надменно-брезгливым
выражением на лицах расположившейся вокруг публики.
В пять часов пополудни мы миновали Тетюши, а к девяти часам вечера
прибыли в Симбирск, где стоянка "Суворова" длится целый час. И лишь после
Симбирска я снова направился в буфет, чтобы поужинать, но перед тем
полюбовался с палубы закатом.
Солнце садилось за Кременские горы. Небо во всю западную часть свою
полыхало багрянцем, обретая иными местами даже пунцовый оттенок - зрелище
одновременно восторженное, но и зловещее. Я некстати - некстати ли? -
вспомнил, что сегодня Мануил, а багровый закат в этот день предвещает
ненастье. Должен признать, я не особенно склонен верить народным приметам -
уж коли большая часть моей жизни прошла в деревне, мне ли не знать, сколь
часто бывают ложны сии предвестья! - однако в настоящий момент мне стало не
по себе. Я даже поежился, даром что вечер был теплый. А ну как впереди и
впрямь ненастье - только не природное, а человеческое?
В буфете я занял все тот же столик, а официанта попросил принести
рыбных закусок и белого бургундского - не рябиновку же пить с осетриной и
икрой.
И опять кухня "Суворова" оказалась выше всякой похвалы. Осетрина была
нарезана тончайшими ломтиками и обложена лимонными дольками; зернистая икра,
напоминавшая маслянистую ружейную дробь, лежала на зеленых салатных листьях
вкруг бутона желтого масла, которому искусным кулинаром был придан вид
чайной розы... И вкуснейшие копченые анчоусы... И спелый балык... И
нежнейший белый хлеб местной выпечки... А более всего меня восхитила
прозрачная капля росы, дрожавшая на масляном лепестке. Словом, хоть и стыдно
сказать, но настроение мое несколько улучшилось. Поистине, через желудок
лежит путь не только к сердцу, но и к уму. Во всяком случае, выпив
бургундского и закусив икоркою, я вдруг подумал, что, может быть, даже
кстати дорога до Самары растягивалась почти на двое суток, если считать от
выезда моего из Кокушкина. Обстоятельство это давало мне возможность
привести мысли в порядок - а они ох как нуждались в благоустройстве!
Я извлек из внутреннего кармана сафьяновое портмоне. Завел я его, в
pendant к обычному, для ассигнаций предназначенному, с тем, чтобы хранить в
нем письма дочери. Их было не так уж мало, но и не столь много, как мне