"Даниил Клугер, Виталий Бабенко. Четвертая жертва сирени " - читать интересную книгу автора

недалеко.
Еще в дороге я сообразил, что получается как-то неловко: не было тестя,
не было, и вдруг, откуда ни возьмись, с бухты-барахты, сваливается на зятя
как снег на голову. А ведь у меня в глубине души таилась надежда, что вся
эта несосветимая история - плод какой-то ошибки, случившейся в Самарском
полицейском управлении. "Вот приеду я, - думалось мне, - и встретит меня
Аленушка, всплеснет руками и перепугается внезапному появлению родителя, так
что, небось, и сердчишко зайдется!" Потому решил я из казанской телеграфной
станции отбить в Самару телеграмму. Дескать, собираюсь приехать днями, ждите
послезавтра. И отбил - успел перед самым закрытием конторы. Адресовал же я
телеграмму, из суеверия, чтоб беды не накликать, не господину Пересветову
Евгению Александровичу, а госпоже Пересветовой Елене Николаевне. И вот этот
самый адрес: Самара, Саратовская улица, дом Константинова, написанный мною
собственноручно на бланке телеграммы, - вызвал иллюзию общения с дочерью. Я
даже немного успокоился.
После телеграфной конторы я направился в агентство пароходной компании
"Кавказ и Меркурий", чтобы купить билет на пароход до Самары. Здесь я тоже
едва успел перед самым закрытием - день-то был субботний. Ближайшим
пароходом оказался "Фельдмаршал Суворов", который отправлялся в Самару
завтра в половине двенадцатого утра. Вполне по карману был мне проезд в
первом классе, но я все равно, из соображений экономии, купил билет во
второй.
Ах, как раздражала меня теперь любая задержка! Кажется, предложи мне
кто-нибудь отправиться в Самару на кое-как сколоченном плоту, я бы не
отказался, да еще и спасибо сказал бы. И хоть лежал у меня в кармане билет
на пароход, никак я не мог примириться с тем, что на целый день дольше
придется мне пребывать в неопределенном состоянии. Ходил я вдоль пристани,
поглядывал на разгружающиеся баржи и грузившиеся бархоты, на все эти
подчалки, ожидавшие буксира, даже справлялся у капитанов о возможности
подняться на борт. Но - увы! Самое быстрое, что могла предложить река, это
был именно "Фельдмаршал Суворов", самый скоростной и самый роскошный из
меркурьевских... да что там говорить, из всех волжских пароходов. Я пытался
себя успокоить, говоря мысленно: "Ежели что случилось, так уж успело
случиться; однако же, Бог даст, все обойдется. Стало быть, не опоздаю я,
прибуду на помощь вовремя". Но - поди прикажи родительскому сердцу!
Остаток вечера я провел в "Гамбурге". Видеться ни с кем не хотелось.
Люди меня раздражали. Даже прогулка по красивым казанским улицам претила
мне, настолько сильно снедали меня лихорадка безвестности и тревога
ожидания. Я только спустился в трактир поужинать, а потом, вернувшись в
нумер, пролежал в креслах до глубокой ночи. И лишь к рассвету сморила меня
короткая дрема.
Той ночью, а вернее, тем рассветом посетил меня сон, изрядно добавивший
к моим страхам, и без того неизбывным. Сей сон весьма похож на реальность и
навертывается очень редко - в периоды крайней горести или безмерной
усталости. Привиделась мне картина далекой Крымской войны, не картина даже,
а всего один эпизод, и не сам эпизод - лишь звуки, свет и запахи его.
Звуками были свист долетающей бомбы и грохот разрыва, светом - белая с алым
вспышка перед моими глазами, а запахами - пороховая вонь и густой дух свежей
крови и старого гноя. Самое удивительное здесь вот что: в жизни, при разрыве
той бомбы, я нисколько не пострадал, ни один осколочек в меня не ударил,