"В.Климов (состав.). У нас на Иньве (Легенды, рассказы и повести коми-пермяцких писателей)" - читать интересную книгу автораголоса. Девчата вышли в круг и ну же молоть "бесову муку"! Они кружились,
близко собирались все вместе, резко расходились, толкли пермяцкую пляску "Крупу". Лихо плясали и пели ладно: Мой любимый, мой хороший, дорогой, Ты вернись героем-соколом домой! Одна толстенная деваха до того увлеклась, что стала плясать по-мужски, вприсядку. Но конечно, из этой затеи ничего не получилось. Плясунья запуталась в своем сарафане, широко взмахнув руками, шлепнулась на бок. - Во-о, правильно, Оксинь! - усмехнулся председатель. - Сейчас встань да еще на другой бок! Шутки, смех. С тем и разошлись по домам плясуньи. Благодарили Степана за хорошую игру, просили заглянуть к ним на чай. Маруська, когда подошла взять гармонь, сказала восторженно: - Как ты играешь, Степанко, ох! Заходи к нам, а? Председатель горячо пожал удалому гармонисту руку: - Шибко ты хорошо играешь. Перебрался бы ты к нам на постоянное жительство. Я бы тебя, милый мой, лучше всех кормить стал. По рукам? - Нет, что вы! Как это можно? - удивился Степанко. - Это совсем нельзя. И ему живо вспомнилась мать. Вспомнились брат с сестрой. Как они там? НЕТ ХУДА БЕЗ ДОБРА Спотыкаясь, брел в село Белоево Сырчик. Степанко радовался: в селе он не пропадет. Кто-то подаст совет, кто-то расскажет-покажет, как быть дальше, - глядишь, все образуется. Степанко ожил, широко улыбнулся белому свету, озорно погрозил кулаком невидимой вороне: не каркай, дьявол, мы пока не твои! - Сырчик, милый ты Сырчик! Вот мы и добрались наконец! - радостно крикнул он. Подвода, гулко стуча, миновала мост и подъехала к первой избе. Сырчик опять до земли поклонился дороженьке и стал. И тотчас Степанко уловил знакомые звуки: гырк-йирк, гырк-йорк. В избушке кто-то усердно бухал пестом в ступу, превращая охвостье или траву в мучную пыль. В другой избе, захлебываясь, кричал ребенок. Везде одинаковая житуха. Из той избы, в которой орал ребенок, вышел сухонький старичок. Приложив ладонь ко лбу, взглянул на солнышко, не торопясь побрел к Степанку: - В город, что ли, катишь, стрижонок? - спросил незлобливо. - Э-э, да лошаденка твоя, гли, мордой землю пашет. Обессилела, что ль? Степанко смолчал. Старик тоже не стал больше расспрашивать, молча и озабоченно обошел вокруг лошади, похлопал по ее костлявой спине, пошевелил косматую гриву и зачем-то, как цыган или меновщик, заглянул Сырчику в рот, в глаза. |
|
|